Ну слава богу, «в нашей школе». Значит, все-таки не то, что кто-то там предположил. А у нашей директрисы любая мелочь вопиющая и возмутительная. Но что могло случиться, чтобы по этому поводу в актовом зале собираться?
– Какие-то… – она сделала паузу, подобирал слово, – негодяи расписали стены и дверь кабинета истории неприличными надписями и рисунками. И разбили там окна.
Зал загудел, то ли возмущенно, то ли восхищенно.
– Считаю, что заниматься в такой школе недопустимо, – продолжала директриса. – Так что на сегодня занятия отменяются.
– Ура! Круто! – тут же завопили в зале. Народ повскакивал с мест и с радостными воплями повалил к выходу.
Я сидела прямо, словно меня вжало в спинку жесткого неудобного кресла турбулентностью. Единственный нормальный препод во всей школе! Не орет, не истерит, не заставляет тупо пересказывать учебник… Интересно, они, дебилы, которые это сделали, в институт поступать не собираются? А почему, собственно, я решила, что это кто-то из старших классов? Ой, что-то у меня в мозгах совсем помутилось – историк только в старших классах, кажется, и преподает…
А Римма хороша! Неужели она всерьез рассчитывала, что отпустить с уроков – это наказание? А может, ей казалось, что всем станет стыдно, мы возмутимся и закричим: «Нет, нет, мы хотим учиться!» Да если бы она хотела, чтобы кто-то на самом деле что-то понял, надо было заставить все это дело убирать! А заодно и остальную школу отдраить, устроить массовую генеральную уборку. Да еще и стекла заставить самим вставить. Вот тогда бы мы, может, что-нибудь и поняли…
Хотя, наверное, директриса не хочет, чтобы мы любовались на «неприличные» надписи и рисунки. Так что все как раз крайне педагогично…
– Пошли, – дернула меня Ирка, словно прочитав мои мысли. – Посмотрим, что там за надписи.
Как оказалось, неумеренным любопытством отличались не только мы – народ тоже ломился отнюдь не в сторону выхода, а вверх по лестнице. И напрасно – вход на третий этаж был надежно перекрыт. Да не какими-нибудь там банальными дежурными по школе с красными повязочками на рукавах, а школьными охранниками.
Так и не полюбовавшись на интригующие надписи, мы вместе с толпой вышли во двор и удовольствовались видом на окна, которые и в самом деле оказались разбиты. Все три. Бедный историк…
Кстати, а где он сам? В зале я его не видела, да и вообще… Вообще, конечно, трудно представить его в таком расстройстве, что не смог вести уроки и попросил выгнать всех из школы. Неприятно, да. Но отмена уроков – наверняка Риммина затея, вполне в ее духе.
Где же Яблоков? Может, уволиться решил? От этой мысли стало совсем тошно, и я ее сразу отогнала. Да нет, не мог он. Это ж не какая-нибудь истеричка, а наш Яблоков. На моих глазах еще никому не удавалось вывести его из себя, да и не на моих, думаю, тоже. Он никогда не повышал на нас голос, но это почему-то действовало куда лучше, чем крики и вопли.
Как-то в девятом классе, когда концентрация дебилов еще значительно превышала предельно допустимые нормы, они довели до слез училку по русскому Ольгу Владимировну. В классе повисла мертвая тишина, а она плакала у окна, отвернувшись спиной. А потом, всхлипывая, диктовала упражнение…
Нет, это явно не про историка. Двоечники и прочие хулиганы боятся и ненавидят его без всяких истерик. И вот решили достать по-другому… Стоп. Какая-то очень неприятная мысль пришла мне в голову, но додумать ее я не успела.
– Ну что, куда пойдем? – спросила Ирка. – Может, еще раз на «Магию»?
– А она еще идет? – удивилась я.
– Угу, где-то на окраине.
– Нет, Ирк, извини, не могу, – с сожалением отказалась я.
– Ну и ладно! – надулась она. – Одна схожу!
Ирка обиделась и ушла, но сейчас мне было не до того. Я без особой надежды прошлась по двору, высматривая Ромку, и с огромным удивлением обнаружила его в компании Смирнова! Они вполне мирно общались, время от времени поднимая глаза на разбитые окна третьего этажа.
Здраво рассуждающий внутренний голос пытался меня остановить, но я задвинула его советы куда подальше и решительно направилась к новым друзьям.
– Привет! – как можно беззаботнее сказала я.
Они обернулись и переменились в лице. Или у меня мания величия? Но Смирнов тут же торопливо бросил:
– Ладно, пока, – пожал Ромке руку и быстро пошел к выходу со двора.
– Привет, – только после этого ответил Орещенко.
– Ничего не хочешь мне рассказать?
Он пожал плечами:
– А что тебе рассказать?
– Про это, – я кивнула на разбитые стекла, которые, впрочем, уже начали вынимать из рам.
– А при чем тут… – вскинулся было он, но опомнился и закончил нарочито спокойно: – Я к этому не имею никакого отношения.
– Уверен? – прищурилась я.
– А ты, я вижу, не уверена?
– Ты о чем со Смирновым разговаривал? – тоже вопросом ответила я. – Перенимал опыт? Тоже теперь будешь меня посылать?
– У тебя мания величия, – он неожиданно подтвердил недавно поставленный мною самой себе диагноз. – Думаешь, больше и поговорить не о чем?
– Но вы же… – я растерянно замолчала.
– Ну подумаешь, подрались, чего между людьми не бывает, – пожал плечами он.
Я внимательно посмотрела на него, молча развернулась и пошла к выходу со двора.
Ромка догнал меня у самых ворот.
– Насть, ну извини! Мы со Смирновым просто…
– Отомстили историку, – подхватила я. – Чего между людьми не бывает!
Он презрительно дернул плечом:
– За что мне ему мстить! Мне лично он ничего плохого не сделал!
– Что же ты так бесился из-за зачета?
– А то, – начал закипать Ромка, – что он дешевую популярность у девчонок зарабатывает! А вы и ведетесь, дуры!
– Так, значит, это все-таки ты? – тихо спросила я, даже пропустив мимо ушей «дур».
– А что, если я? – с вызовом сказал он. – Настучишь на меня Римме?
– Уже! – кивнула я и не оглядываясь пошла прочь.
По дороге я встретила Лешку.
– Круто, да? – бурно радовался он. – Уроки отменили, да и историчке нашей кабинетик подпортили…
– Какой еще вашей историчке?
– А ты что, думала, там один ваш Яблоков единолично сидит? Это ж общий кабинет истории! Там еще и наш Медведь-Тугодум гнездится.
– Почему Медведь-Тугодум? – невольно заинтересовалась я.
– Да она обычно орет по пол-урока таким глухим низким голосом: «Так, братцы, времени нет, денег нет, всем день добрый, сели-поехали…»
– Что, прямо так и говорит – «денег нет»? – усомнилась я.
– Да нет, это мы уже сами добавляем, – снисходительно пояснил Лешка. – Просто она вечно всех подгоняет, а на самом деле только тормозит своей болтовней. Недавно раздавала контурные карты:
– Вот, братцы, посмотрите на эту работу. Не знаю, что ставить, три или два. Поставила три с пятью минусАми.
Так всегда и говорит – минусАми. Потом взяла другие карты:
