самое ужасное, умирают даже юные девушки!.. Да, как это ни прискорбно, она умерла... О! моя дорогая, горячо любимая, страстно обожаемая сестра! - тут он воздел руки к небу и задрожал щеками и подбородком. - Мы похоронили ее на днях и остались сиротами...
О, Господи! Вымогатель-попрошайка?! Неужели, теперь эта братия переместилась из вагонов метро в квартиры обывателей? Вот ужас-то... Обрабатывают доверчивых людей стационарно? Как же его выпроводить?
Гоша разделял мое недоумение и досаду. Он сидел рядом с моим креслом и принюхивался к посетителю, склонив голову набок.
- Да, горе поселилось в наших сердцах. И что самое ужасное, Эмма Францевна осталась без компаньонки. Ей не с кем поговорить, отвести душу! Вся надежда только на Вас. Войдите в наше положение, не откажите в милости! Христом Богом молю!
Тут господин Галицкий сполз с кресла и бухнулся на колени. Я поджала ноги и шарила глазами по сторонам в поисках чего-нибудь увесистого, чтобы стукнуть его по голове и вызвать скорую помощь. Он помешанный, причем - буйно. Гоша спрятался за мое кресло и оттуда демонстрировал грозный оскал.
- Не поймите меня превратно, я не сумасшедший. Взываю к Вашему великодушному сердцу!
Если он не сумасшедший, то, скорее всего, актеришка, который репетирует роль в экзотических условиях, на дому у зрителей, и тем самым оттачивает свое мастерство до небывалой остроты восприятия. Поаплодировать, что ли?
- Эмма Францевна нижайше просит Вас принять ее предложение. Естественно, не бесплатно, - и Лев Бенедиктович, вставая с колен, предложил мне более чем щедрое вознаграждение.
Тут я совершенно сбилась с толку, тем более, что имя 'Эмма Францевна' рождало в голове какие-то смутные воспоминания.
- Неужто не припоминаете? Двоюродная бабушка Ваша по отцовской линии.
Теперь припоминаю. Когда я была маленькой девочкой, то видела строгую даму с лорнетом у нас в доме. Потом произошла какая-то невнятная история, и дама больше не появлялась. Мама, когда разговор заходил про нее, поджимала губы и цедила: 'Эта Эмма'... Уже тогда Эмма Францевна казалась мне старушкой. Сколько же ей лет сейчас? Под восемьдесят?
- Простите, Лев Бенедиктович, Вы хотите предложить мне работу сиделки? Нет, увольте. Это не мое призвание.
- Что Вы, что Вы! - замахал он руками. - Эмма Францевна не нуждается в сиделках. Она очень энергичная женщина. Но поскольку она ведет уединенный образ жизни, ей необходим кто-нибудь для компании. Не волнуйтесь, Ваша работа не будет тяжелой, а не понравится, Вы всегда можете уволиться... Эмма Франацевна очень просила, все-таки Вы не чужая. Голос крови и все такое... Тем более что жить Вы будете за городом. Представьте: большой красивый дом, чудесный сад, тишина, птички поют, воздух, как амброзия... И, конечно же, Вашему милому песику там будет привольно.
Тут Гоша привстал, пошевелил своим хвостом-морковкой и просительно заглянул мне в глаза из-под мохнатых бровей.
Сердце мое дрогнуло. Действительно, Гоше нужен свежий воздух, зеленая травка, ему необходимо проявлять охотничьи инстинкты. Не дело держать собаку все лето в душной Москве... И я согласилась.
Однако этот Лев Бенедиктович озадачил меня не на шутку. Несмотря на его изысканную речь и великосветские ужимки, проскальзывало в нем чтото такое... сермяжное. И едва заметные следы татуировок: кольцо на среднем пальце и заходящее солнце на тыльной стороне ладони. Кажется, это что-то из уголовного быта. Ну, что ж, может быть, человек решил покончить со своим прошлым, а татуировку трудно вытравить. Как говорится, черного кобеля не отмоешь до бела.
Да, я - черный! Да, я - кобель! И зовут меня - Гоша! Имя, как имя. Не хуже и не лучше других. Набор гласных и согласных букв. Колебание воздуха, звуковая волна, полет в эфире. Слова, как мотыльки, порхают в пространстве, не отражая сути предмета. То ли дело - хвост, уши, поворот головы, угол наклона холки! Все зримо, весомо, ощутимо... Как часто слова и жесты не совпадают по смыслу! Говоришь одно, а глаза выражают совсем другое. Двойственность натуры свойственна многим разумным существам. Глубокий смысл заложен природой в такое поведение. Ибо это - ловкий ход, трюк, ловушка, маневр в нападении или отступлении - составляющие сложного процесса борьбы за выживание. Борьба всегда достойна уважения. Особенно, если борешься за жизнь, за свободу, за счастье и волю... Тот смешной человечек, от которого упоительно пахло копчеными сосисками и пронырливостью лисы, был прав здесь, за городом, приволье!
Глава 2
Лев Бенедиктович заехал за нами на следующий день после обеда. Я не узнала его. Он был одет в малиновый пиджак, черные брюки, черную рубашку и галстук с павлинами. На пальце сиял здоровенный перстеньпечатка.
- Не обращайте внимания, - перехватил он мой изумленный взгляд. - Я прямо со службы, не успел переодеться.
Мы с Гошей уже были готовы к переселению за город. Я собрала свои вещи и собачьи принадлежности, проверила свет, газ и воду, а также позвонила тетушкам и сообщила, что нашла работу под Москвой, но уточнять про Эмму Францевну не стала. Дело в том, что все мои тетушки - родственницы по материнской линии, и, наверняка, они разделяли ее негодование по адресу моей двоюродной бабушки. Тетушки просили иногда звонить.
Лев Бенедиктович помог мне снести вниз спортивную сумку, Гошу, его миски и спальную корзинку с матрасиком. Все это мы загрузили в громадный 'Джип-чироки' вишневого цвета.
Гоша сидел у меня на коленях и с любопытством глазел по сторонам, иногда облаивал проносящиеся мимо грузовики.
Путь наш лежал к востоку от Москвы по каким-то сельским путям российского бездорожья. Меня немного укачало, и я вполуха слушала разглагольствования господина Галицкого по поводу народного разгильдяйства и всеобщего оскудения нравов. Лев Бенедиктович высказал идею улучшения народного благосостояния и выравнивания дорог в глубинке с помощью закручивания гаек и смазывания шестеренок. Затем он прошелся по проблеме народного образования и с легкостью разрешил ее путем введения телесного наказания для особо нерадивых учеников. Покритиковал он и мягкотелость нынешнего правительства в решении чеченского кризиса и посетовал на предательство мирового пролетариата в деле освоения космоса. Потом Лев Бенедиктович переметнулся на тему собачей верности и стал расхваливать Гошин экстерьер. Гоша делал вид, что увлечен пейзажем за окном, но я видела, как он навострил уши в сторону Галицкого, и одобрительно сопел. Что поделаешь, даже собаки падки на лесть.
Несмотря на болтливость, Лев Бенедиктович не забывал поглядывать в зеркало заднего обзора и петлять по проулкам провинциальных городишек.
Уже сгустились сумерки, когда мы нырнули под шлагбаум и угрожающего вида знак: 'Въезд запрещен. Могильник радиоактивных отходов'.
- Куда это мы едем? - заволновалась я.
- Не бойтесь. Это я прибил такой знак, чтобы любопытный народ не совал сюда носа. А едем мы в Трофимовку. Два года назад Эмма Францевна выкупила здесь участочек земли и домик-развалюху... Иногда Дума принимает неплохие законы. Вот, например, такой, согласно которому Вы можете вернуть земли, принадлежавшие Вашим предкам до 1861 года. Да... места здесь красивейшие, а рыбалка какая!.. Я здесь душой отдыхаю от житейских мерзостей.
Лес расступился перед нами, и дорога вывела нас на луг, который полого поднимался вверх. На вершине холма стоял барский дом в два этажа с колоннами. Солидный каменный особняк совершенно не напоминал 'развалюху', а скорее 'дворянское гнездо' в имении Шереметьевых или Волконских. Инородным предметом выглядела спутниковая антенна на крыше среди печных труб. Липы в три обхвата окружали дом. Возле парадного входа топталась привязанная к столбику лошадка, запряженная в двуколку. Пейзаж напоминал тургеневские рассказы.
- О, доктор пожаловал, - констатировал Лев Бенедиктович, плавно подруливая к дому.
Свет горел в окнах верхнего этажа.
Лев Бенедиктович заглушил мотор, и на нас обрушилась тишина. Гоша ошалел от приволья и новых запахов и метался вокруг нас, то и дело, наскакивая на лошадку. Та косила глазом и всхрапывала, мотала головой и бренчала сбруей. Ощущение нереальности происходящего не покидало меня. Чтобы отогнать наваждение, я дотронулась до пыльного бока 'Джипа' и немного пришла в себя. Слава Богу, я здесь, в
