Сталин, в конце концов, был грузином, а не русским, а свиньи, похоже, были универсальным ругательством.
- А эти люди, которые украли икону?
- Молдавские свиньи, - заявил юноша, используя русскую орфографию. Моя семья не просилась в их поганую маленькую страну, но мы приехали, построили заводы и фабрики, работали на них. Она теперь наша, а они отняли ее у нас... для румын. Для вонючих румынских цыган.
Маска помогла Бэтмэну скрыть собственные мысли. Возможно, Альфред был в чем-то прав насчет балканизации. 'Здешняя полиция не слишком благосклонно относится к иммигрантам, привозящим с собой свои войны... или экспортирующим на родину оружие'.
- Мы посылаем домой деньги, это правда. И продукты. Много продуктов, - юноша стал очень осторожен в выражениях. - Но оружие - нет. И без того слишком много оружия, - он отступил на шаг к лестнице.
- Расскажите мне об иконе. Кому она действительно принадлежит? Не вам, и не той женщине наверху, которая не является вашей матерью.
Веснушки юноши побледнели, и он еще крепче прижал коробочку. 'Она наша. В семье, которой она принадлежала, никого не осталось в живых. Это правда. Но они были русскими. Значит, икона наша, мы можем делать с ней, что хотим. Можем отдать. Продать. Это не их вещь. У нас права. Американцы понимают права'.
Этот юноша был одним из миллионов этнических русских, насильственно расселенных по всей бывшей советской империи - в данном случае, на том клочке земли, которую западные справочники называют Бессарабией. Молдаване, или молдоване, хотели уничтожить искусственную границу между свой землей и Румынией. У них были на это основания: различие между молдовским и румынским языками было меньше, чем между американским английским и английским английским. Кроме того, молдован принуждали с 1940 использовать алфавит, известный как советский, русский, кириллический или греческий, тогда как румыны писали латинскими буквами, как в английском языке.
Брюс Уэйн, однако, нашел три группировки потенциальных террористов под именем бессарабов.
- А как насчет гагаузов? - спросил Бэтмэн. - Какие права у гагаузов?
Совсем упав духом, парень слегка разжал руки. Кровь обратно прилила к лицу, веснушки покраснели. Он не верил в Бэтмэна, как эти молдавские свиньи, которые считали, что Бэтмэн - инкарнация их национального героя, Влада Дракулы. Но Бэтмэн знал про гагаузов. Сколько американцев знало о гагаузах? Ведь их численность не превышала ста пятидесяти тысяч.
- Это... - юноша подбирал слова, - все равно что продавать или покупать, только без денег. У Гагаузов есть овцы, есть виноградники, есть табак. Овцы... не очень хорошие. Вино, табак - это лучше, чем деньги. Молдаване постараются сначала уничтожить гагаузов. Они уже говорят: учите наш язык, делайте все как мы. Гагаузы видят надписи на стенах, да? Они и нас, русских, не очень любят: Москва говорит, учите наш язык, делайте все как мы. Но вначале у нас была армия, и армия пришла из Москвы, защищать их. Теперь Москва... - он дунул, словно задувая свечу, - нет армии. Только мы с гагаузами. Гагаузы и мы.
- Американский патриот, Бенджамен Франклин, сказал: 'Надо держаться вместе, или нас повесят порознь'.
Пастухи, которых Тигр упомянул в доках. Все сходилось. Были моменты, когда Бэтмэн жалел, что он в маске, потому что время от времени ему хотелось закрыть голову руками. Вместо этого он сказал: 'Итак, гагаузы дают вам - русским в Молдавии - вино и табак, которые вы обмениваете по бартеру с другими русскими - в самой России - на иконы?.. А эти иконы вы продаете здесь, в Америке, а на вырученные деньги покупаете оружие, чтобы гагаузы воевали с молдаванами, так?'
Юноша помотал головой. 'Нет денег. Мы даем иконы человеку, у которого лицо в шрамах. Две уже дали, эта третья и последняя. После этого. Ничего. Не для нас. Кончено. Что делают гагаузы, мы не видим, не знаем. Очень просто'.
В голове Бэтмэна зазвенел колокольчик - человек, у которого лицо в шрамах? Безусловно, в Готам-сити были тысячи людей со шрамами. Но молния не попадает дважды в одно место случайно. И на сердце у Бэтмэна потеплело от того, что он знал, где искать человека со шрамами. Он преисполнился энтузиазма. Оставалось только еще кое-что выяснить.
- А эта икона у тебя в руках? Та, что молдаване сумели успешно похитить, но я им помешал?
Лицо парня сделалось столь же непроницаемым, как маска Бэтмэна.
- Они знают, что она опять здесь. Ты знаешь, что они за ней еще придут.
Парня начало трясти. 'Это то, что вы зовете платежом. Вот это - платеж: самый лучший, самый ценный. Свиньи как-то узнали. Если я не принес икону - нет платежа, нет обмена. Гагаузы, они нас обвинят. Тогда опять все против всех'.
Определенно, в точке зрения Альфреда был свой резон.
Бэтмэну потребовалось всего несколько минут, чтобы убедить юношу рассказать ему, когда и где должен быть произведен платеж, и доверить ему на это время икону.
- Они будут пытаться ее у вас украсть, - сказал юноша, выпуская коробку из рук. - Они не перед чем не остановятся. Они подкупят ваших врагов.
В голове Бэтмэна загорелся еще один огонек. 'Я на это и рассчитываю', - сказал он прежде, чем уйти.
ДВЕНАДЦАТЬ
Женщина-кошка стояла, прислонившись спиной к стене ванной, изогнувшись и скосив глаза на дверцу аптечки, к которой было прикреплено единственное в квартире зеркало. Разглядывать себя в зеркало было для нее в новинку, так же как торопиться на встречу и собираться на дело вместе с компаньоном. Причем оба события должны были произойти через несколько часов. Наконец, натянув маску до бровей, женщина в черном комбинезоне решила, что с нее достаточно, и протянула руку к цепочке выключателя.
- Не верю я, что ты это сделаешь, - сказала она своему отражению прежде, чем оно исчезло.
Вот уже несколько дней Селина пребывала в непривычной для себя роли ведомого при активном лидере. Бонни обладала таинственной способностью думать над одним в то время, как рот ее говорил совсем о другом. А поскольку Бонни говорила безостановочно, она и думала беспрерывно, все время опережая на один шаг и собственный рот и весь остальной мир. Селина же, которая почти не могла соображать, пока разглагольствовала Бонни, лишилась способности строить собственные планы относительно набега на квартиру Эдди Лобба. Когда Бонни трещала, у Селины появлялось чувство, что она где-то далеко позади.
Разумеется, она могла отказаться или Женщина-кошка могла просто не прийти в условленное время к дому Бонни. Она в любой момент могла перехватить инициативу, прервать водопад слов и начать действовать самостоятельно. Бонни была паровым катком, но не танком; разница существенная. Но Селина не перехватила инициативу, и Женщина-кошка собиралась зайти в крошечную квартирку в верхнем городе прежде, чем направиться к кондоминиуму Кистоун.
Потому что Бонни была хорошая. Ее планы относительно коллекции Эдди были лучше всего того, что смогла бы придумать Женщина-кошка самостоятельно. А ее снимки...
Женщина-кошка задержалась, чтобы взглянуть на увеличенную фотографию, висевшую в углу, где она тренировалась: гладкая черная пантера осторожно пьет из ручейка в осеннем лесу. Пантера напоминала Селине о Женщине-кошке. Лес напоминал о зарослях недалеко от родительского дома, где Селина пряталась, когда жизнь становилась невыносимой. Разумеется, черные пантеры не водились в лесах Северной Америки. Бонни рассказала - невероятно длинно - о том, как она сфотографировала ручей, путешествуя автостопом по Канаде, пантеру - в зоопарке, а затем совместила оба снимка.
- Это не настоящее, - объяснила Бонни, когда заметила, что Селина не может оторваться от фотографии в тот первый вечер, когда они сидели на полу и ели принесенную еду. - Камера не может врать. Это не то, что твой глаз или рассудок. Она видит только то, что есть. Прутья клетки, мусор на берегу ручья. Когда я ее держу, я мыслю как камера. Но потом я вхожу за закрытую дверь и изменяю реальность.
Селине захотелось взять снимок. Она уже начала прикидывать, как Женщина-кошка сумеет до него добраться, когда Бонни просто сняла его со стены.
- Возьми - он твой, - Селина прижала руки к бедрам. Принимать подарки было не в ее стиле. Подарки означали долги и обязательства, а она предпочитала жить без долгов и обязательств. Но жизнь не всегда идет так, как ты предпочитаешь. Стоя в костюме на подоконнике и глядя на снимок, она припомнила, как горели ее руки. 'Это же фотография, - сказала она тогда, заставляя себя принять подарок. - Ты, наверное,
