- Мы не можем ехать в барселонскую больницу. Есть только одна больница, где моего приятеля смогут вылечить.
- В Мадриде?
- В Париже.
- В Париже, - повторил он.
Я налил ему и себе бренди. Он поблагодарил меня, сказал, что сразу почувствовал во мне джентльмена. Я ответил, что мне приятно выпить в обществе достойных людей.
- Париж далеко, - осторожно заметил он.
- Далеко, - согласился я.
- И нужны документы, чтобы пересечь границу.
- У моего приятеля документов нет.
- Его могут ждать неприятности.
- Это так, - вздохнул я. - Его могут ждать большие неприятности.
- Его не пропустят во Францию.
- Достойные люди, достойные люди доброй воли понимают друг друга, понимают, сколь сложна жизнь. И потом, не зря же говорят, что нет ничего невозможного.
- В ваших словах есть сермяжная правда.
- Так говорят люди более мудрые, чем я.
- Мудр тот человек, который слушает и запоминает слова других мудрых людей.
- Ваш отзыв обо мне - для меня большая честь, сеньор.
- Для меня большая честь - выпить с вами, сеньор.
Мы выпили еще по рюмке бренди. Он знаком предложил следовать за ним. Мы сели за столик рядом с кабинкой, где спал Эстебан.
- Зовите меня Мануэль, - представился мужчина. - А как мне называть вас?
- Энрике.
- Приятно познакомиться с вами, Энрике.
- И я рад, что наши пути пересеклись.
- Возможно, среди моих знакомых найдутся люди, которые смогут помочь вашему несчастному приятелю. Прожив всю жизнь в одном городе, много кого знаешь.
- Я буду глубоко вам признателен за помощь.
- Вы подождете здесь?
- Подожду.
Он остановился у стойки, что-то сказал бармену. Затем исчез в ночи. Я заказал чашку кофе, плеснул в него бренди. Когда Эстебан открыл глаза, я дал ему рюмку бренди. Он вновь заснул.
Мануэль вернулся, когда я еще пил кофе. Его сопровождали двое мужчин. Они остановились у стойки, заговорили на непонятном мне языке. Как мне показалось, на баскском. Этот язык невозможно выучить и понять, не родившись среди басков. Грамматика его чуть ли не сложнее, чем у языка индейцев хопи. Мне стало не по себе. Обычно я понимал речь других.
Мануэль оставил своих спутников у стойки, подошел к нашему столику.
- Я посоветовался с друзьями. Они думают, что вам можно помочь.
- Да вознаградит Господь их доброту.
- Идти надо этой ночью.
- Мы готовы.
Он с сомнением посмотрел на Эстебана.
- И он тоже готов?
- Да.
- Тогда пошли.
С трудом мне удалось поставить Эстебана на ноги. Его качало из стороны в сторону, он честил фашизм и состояние парикмахерского бизнеса в Мадриде. Мануэль повернулся к своим друзьям, что дожидались у стойки, покрутил пальцем у виска, указал на Эстебана и выразительно пожал плечами. Он подхватил Эстебана под руку с одной стороны, я - с другой, и мы вывели его из кафе.
Мужчины последовали за нами. Пройдя полмили, мы завернули в маленькую, на одну комнату, хижину. Приятель Мануэля, тот, что пониже, с длинными бакенбардами и в холщовых брюках, зажег свечи. Второй открутил крышку с фляжки сладкого вина и пустил ее по кругу. Эстебану я пить не дал. Решил, что ему пора трезветь.
Мануэль представил нас друг другу. Низкорослого с бакенбардами звали Пабло, второго, толстого, потного, лысеющего - Висенте. Я остался Энрике, а Эстебан - Эстебаном.
- Как я понимаю, вы хотите попасть во Францию? - обратился ко мне Висенте.
- Да, в Париж.
- Я уложу волосы Бриджит Бардо, - вставил Эстебан.
- Но границу перейти непросто.
- Нам об этом известно.
Пабло что-то сказал на баскском. Висенте ответил, а потом они вновь перешли на испанский.
- У вас есть веская причина для перехода границы. Как я понимаю, вы везете его в больницу?
- Совершенно верно.
- Когда ставится такая благородная цель, закон может и прогнуться. Но вы должны понимать, друг мой, какие нынче опасные времена. Многие пытаются переправить контрабанду через границу.
Я промолчал. Мануэль что-то вставил на баскском.
Незнание языка приводило меня в ярость. Но я выучить его не смог. И лишь удивлялся тому, как его учили сами баски.
- Видите ли, - продолжил Висенте, - мы должны просмотреть ваши вещи, чтобы знать наверняка, что вы не контрабандисты.
- Пожалуйста.
- Потому что мы помогаем только тем, кто не преследует личной выгоды.
Я положил 'дипломат' на сколоченный из досок стол, раскрыл. Пабло и Висенте занялись содержимым 'дипломата', Мануэль держался рядом с Эстебаном. Бумаги и одежда не вызвали ни малейшего интереса. Потому что все свое внимание они сосредоточили на моих сарагосских покупках.
- А что это такое? - спросил Висенте.
- Парикмахерские принадлежности.
Эстебан рванулся ко мне.
- Для моего салона! - он крепко обнял меня. - Ты мой друг, мой брат. Что ты мне купил?
- То, что тебе потребуется, Эстебан.
- Брат мой!
Пабло рылся в мешочке с дешевой косметикой, пластмассовыми расческами, ножницами, бигудями. Уважающий себя парикмахер всем этим пользоваться бы не стал. Он взял жестянку с пудрой, открыл ее, понюхал, посмотрел на меня. Его брови вопросительно поднялись.
- Это пудра для лица, - пояснил я.
Висенте облизал палец, сунул в пудру, вновь облизал, улыбнулся, что-то сказал на баскском Мануэлю и Пабло. Те радостно засмеялись.
- Может, вам оставить ее здесь, - предложил Висенте.
- Нам она понадобится.
- Разве вы не можете купить пудру в Париже? Там она лучшего качества. Французы знамениты своей косметикой.
- Это особая пудра.
- Я понимаю.
- Нам она просто необходима.
- Пудра для лица практически без запаха. Пудра для лица со сладким вкусом, в котором чувствуется горечь. Удивительная, знаете ли, пудра.
- С ее помощью мой друг добивается потрясающих результатов.
