переходит в пламенный полдень; утро хмурое и тяжелое раскручивается и набирает скорость с дымом и лязгом, как тяжеловесный состав. Сегодня утро в Отрогах разворачивалось железнодорожное, неуклюжее, брикетное, пахнущее торфяным дымом. Улицы Отрога постепенно заполнялись людьми. Катя сидела на скамье перед круглым, похожим на цирк, зданием и бездумно догрызала последний банан. Через высокие стрельчатые окна за ней наблюдали двое, естественно, она об этом не подозревала, ибо не задумывалась, что за ней кому-то придет в голову наблюдать. Правый из стоявших в амбразуре окна вздохнул и проворчал, соглашаясь: - Ты прав, конечно. Всегда ты прав! Но она красавица, а мы так воспитаны, что красавице с удовольствием помогаем. А... - он махнул рукой, развернулся и нырнул в поперечный коридор так быстро, что его собеседник ничего не успел ни сказать, ни сделать. Теперь он с тревогой смотрел в сторону ушедшего: если тот обидится на вечную правоту... даже надуманную... Надо срочно прояснить ситуацию. А то нехорошо может выйти. Нехорошо. Он перевел взгляд на площадь. Женщина доела банан, машинально сложила шкурку вчетверо, и выкинула ее в ближнюю мусорку. Цветами этого утра были серый и розовый, оба холодные, дрожащие, на одном месте долго не посидишь. Женщина встала, перешла улицу, повертела головой, высматривая кого-то. Увидела и пошла к нему, и ее не стало видно за поворотом. Наблюдатель вздохнул и направился по своим делам. Точнее, он собирался узнать, что его собеседник недосказал.
***
Абсолютный шок Катя испытала, когда к ней обратились, как к специалисту по истории религий. Она-то думала, что ее везут на продажу! Но ей сказали, что вообще-то, да, конечно, не думай, девушка, что за тебя совсем уже ничего не заплатят. Только не сейчас, потерпи. Пока что местный лидер с трудновыговариваемым титулом захотел окрестить своих в собственную веру, непонятно уж, чья это была идея. Однако... Почему бы и нет? Чтобы, значит, комары не кусали, и скот хорошо плодился. И ритуал для бойцов. Чтоб убивали убивательней. В принципе, работа как работа. Кто-то из наемников тогда при ней еще сказал: 'А чего? Вон креаторы цивилизации создают, так хрен ли?' За 'хрен' при Кате его стукнули по шее и поправили: не креаторы, а криэйторы. И не цивилизации, а рекламу. Он замолчал и отошел. А вечером Катя попробовала с ним поговорить - а ее не пустили. Нечего, значит, нашей, вдоль и поперек благородной гостье разговаривать со всяким сбродом, пылью под ногами нашего могучего, сильного, умного, и т.д., и т.п. Что-то неестественное показалось ей в этом всем - то ли слов много, то ли слова не те. Но разницу между загадочными креаторами и известными по московским сплетням криэйторами Катя захотела выяснить немедленно. 'Капризная девочка, что захочет, то и подай' - вздыхал когда-то папа. Папа! Где сейчас папа! Катя расплакалась. Утешать гостью сбежался весь аул. Вот когда она почувствовала себя звездой гарема. Джигиты для нее были готовы и танцевать и песни петь... и сказки рассказывать, и, конечно, вредная гостья захотела послушать о креаторах. Вызвали этого самого наемника, но поговорить не удалось. Что-то прилетело и гулко разорвалось над ущельем, объявили тревогу, Катю запихали в убежище, снаружи стреляли, бегали и кричали. А утром она поняла, что ее и считают звездой гарема этого самого князя, или кто он там. Иначе давно уже кому-нибудь она бы досталась. А что он за ней не присылал до сих пор, так недосуг. Государственные дела, понимаешь. Религия новая, опять же. Поняв, что так и так криво, она просто вылезла в окно и пошла прямо в коробку к этим самым 'украинули джари' - почему-то многие наемники были здесь украинцы, и сказала им так: 'Не хочу я этого мингрела. Сколько вам дать денег, чтоб вы меня отсюда вывели?' Хлопцы засовещались. 'Мы тебя вроде как стеречь должны.' Она вздохнула: 'Ладно. Я вам нравлюсь? Кто...' - она собиралась сказать 'первым будет', но чуть не оглохла от возмущенного вопля: 'Да ми тобi що москалi! Пане четовий, дозвольте, я iй по шияцi трiсну!' На шум в казарму заглянул было местный. Катю тут же сунули на лавку и заслонили спинами и куртками. 'Все хорошо' - сказал старший - 'Шутим'. Местный уточнять не стал; да и зачем? Убрался, а разговор в коробке пошел дальше. Нарушать данное нанимателю обещание и дать Кате сбежать, контрактники не соглашались категорически. С другой стороны, птичку жалко все-таки. Тогда-то и заговорил тот самый, 'креаторный', охранник. Он сказал, что способ есть, и способ очень простой. И букву контракта они не нарушат. И живая останется. После этого он вдруг встал - так быстро, что никто не успел ему помешать - сунул что-то Кате в руку и сказал: 'Сойдешь в Отроге, запомни, только в Отроге! Сойдешь раньше - пропадешь за босый корнеплод. Теперь нажми, не бойся, не больно.' Она посмотрела на необычную зажигалку у себя в руке и нажала кнопку, которую тот показывал. Полыхнуло что-то ярко-зеленое, и мир скрылся. После мгновения пустоты откуда-то не то сверху, не то сбоку развернулась совсем другая декорация.
***
Вот так Крестова Катерина Михайловна и попала в поезд, идущий до станции Мост. После Восстания Крапивина поезд сделался много безопаснее, да и сволочная суть Кольца была заключена не в поезде, а в неразрывности рельсовой цепи. К счастью, кое-что Крапивинское Катя в детстве читала. 'Сойдешь в Отроге'. Проводник отсутствовал, людей в вагоне тоже не оказалось, спросить, когда этот Отрог, было не у кого. А если ехать дольше суток? А если проспишь? Вообще попадешь корнеплод знает куда. Катя подумала, что религия, в которой главный артефакт - корнеплод - звучит еще относительно неплохо. 'Только в Отроге'. Катя разжала руку и диковинная зажигалка громко ударилась о деревянную скамью. Ничего себе украинский наемник! Какие вещи при себе таскает! Хорошо же! Сойдем в Отроге. Оттуда может быть настолько же проще вернуться в Минск, насколько до Пухович проще дозвониться через Токио. Зажигалку Катя на всякий случай засунула в карман плаща и совершенно неожиданно обнаружила там мерзлый почерневший банан. Бонус. А интересно, машинист в поезде есть? Вещи собирать Катя не стала за отсутствием оных, пошла в голову состава, поглядывая в окна, но не добралась: уже через десять минут поезд очевидно замедлил ход, подымаясь в гору, по стеклам заскребли лапами черные горные ели высотой до неба, дорога принялась безбожно петлять, а вагоны мотало и подбрасывало так, что Катя поостереглась ступать по переходам тамбура. Машинист как-нибудь потом. Есть пока тоже не хотелось, хотелось спать, но Отрог пропустить она боялась. Так что она даже не присела, и правильно сделала - очень скоро поезд пополз совсем медленно, а из-за елей совершенно неожиданно выскочили здания; между прочими и вокзал. Вывеску Катя не разобрала сначала, потом прочитала - Отрог - потом засомневалась откуда здесь-то знают русский? Потом испугалась, что поезд уйдет, и выскочила в этот самый Отрог. Здесь тогда стояло очень раннее и очень холодное утро. В Минске таким бывает самый конец ноября, когда еще не зима, но уже и не осень. Ничейная полоса во времени.
***
Город прятался между двумя отрогами большой горной страны. Выше вскоре начинались уже настоящие горы - луга, а потом лед и камень; ниже много- много леса вперемешку с валунами, озера. Озер хватало везде, склоны можно было рассматривать как фотоальбом, бесконечно. Но что ей теперь делать в этом самом Отроге? С кем разговаривать? Учитывая особенную зажигалку, лучше всего с кем-то из властей, которые наверняка осведомлены о внемировой агентуре. Бр-р... Романов об элитных людях Катя, как человек многочитающий, видела множество. О качестве и достоверности их она имела суждение примерно такое же, какое мы имеем представление о рабочем дне председателя Витебского, например, КГБ. Напряжение последнего месяца, наконец, начало сказываться. Сначала Катя просто расплакалась посреди улицы; кто-то подошел поднимать. Какой-то дорожный рабочий весь в ремнях. Он говорил на незнакомом и некавказском языке, говорил спокойно и дружелюбно, потом ушел. Ничего спросить у него не удалось. Когда он повернулся спиной, Катя увидела у него на спине автомат АКМ стволом вниз. Ничего себе дороги ремонтирует! Потом - видимо от усталости - пропало желание загадывать, что дальше. Банан был съеден на автопилоте. Также на автопилоте Катя решила обратиться к первому попавшемуся вооруженному человеку, а там уже пусть будет что будет. Ее запас прочности ощутимо подтаял за последнее время, и теперь она просто куда-то проваливалась и не сопротивлялась. Она обратилась к первому встречному с оружием и сказала, что хочет поговорить с его начальником. Совсем забыв, что здесь ее языка не знают. Этот был вооружен уже чем-то вроде целого пулемета. Услышав незнакомую речь, он сначала было насторожился, но потом что-то придумал и шикарным жестом с полупоклоном пригласил Катю к тому самому круглому зданию, больше всего похожему на цирк.
***
И вот они стояли перед столом входного министра. Справа переминался инкаустер из компании Поющей Воды, слева - молодая женщина с красивыми волосами поверх грубого темно-бурого плаща... волосы хорошо бы расчесать и вымыть. Беженка, скорее всего. Она устало вынула из кармана плаща зажигалку и положила ее на стол - так, словно это был какой-то знак. Или символ. Может быть, это к Госбезу? Рабочий ушел. Министр подвинул гостье кресло. Прежде всего, надо выяснить ее язык. Вестрона она не знает, сказал этот парень с ручной горелкой. Допустим, она с Земли. Она пришла с вокзала - скорее всего, поезд до станции Мост. Крапивин... Язык Крапивина - русский. - Пожалуйста, кого-нибудь из госбеза, знающего русский язык, пригласите, скажите, у меня срочный гость, возможно, оттуда. Потом сразу ступайте за техниками и приготовьте все к вечернему занятию, пока мы будем разговаривать. Секретарь икнул и вымелся в дверь. Русский - госбез! Это не только язык Крапивина, это еще и Транквилиум. Министр вынул
