А старый егерь безмятежно раздувал себе огонек на загнетке. Бабушка Шагайка, сидя на старой пчелиной колоде, задумчиво на него посматривала да свои думки думала.
И вдруг в трубе как трахнет... Афанасия от загнетки прочь отшвырнуло. Далеко откатился он кубарем, опаленный пыхнувшим на него огнем. А из трубы вместе с клубом искр вылетела ощеренная пасть щуки и взвилась в небо, как огненный змий с дымным хвостом, страшно прогрохотав.
Шагайка подхватила подол юбки да и бежать... Афанасий Жнивин, не поднимаясь с четверенек, бросился наутек. За ним Жулик с громким лаем.
Потом охотник остановился перевести дух. Ужасный запах паленой шерсти заставил его чихнуть.
- Ох, свят, свят, кажись, вместо щуки я черта подпалил?! - насилу опомнился суеверный егерь. Стал приводить себя в порядок, погладил по привычке усы и не обнаружил их. Провел по бороде - на пальцах остались только клочки спаленных волос. - Ой, горе мне! Как же я теперь на люди покажусь? Где моя борода? Нет моей бороды! Где мои усы? Нет моей красы! Кто я теперь? Что я теперь? Человек или опаленная головешка?
Так Афанасий Жнивин жаловался на судьбу, постепенно успокаиваясь от пережитого страха.
Но пожалуй, больше всех напугался Яша Волчков, увидев, как поднялся в небо багровый столб с шагаевского пчельника.
- Ой, Ваня! Я пропал! Мы пропали! Не выдавай - это я ружье в трубу спрятал! Это оно бабахнуло!
Услышали гром взрыва и на Волчьем острове. Но спросонья - это было под утро - не поняли, что случилось.
Встревожились только тогда, когда вернулись Ваня с Яшей и торопливо, дрожа и сбиваясь, сообщили страшную весть...
Конечно же, пионеры сразу пошли на пчельник. Увидели разметенные взрывом, обгорелые сучья и еще тлеющие гнилушки костра, разведенного Жнивиным. Нашли ружье с обгоревшей ложей и разодранными стволами.
Нашли клочья от патронташа и медные гильзы. Нашли даже куски копченой щуки, еще теплые. Но никаких других следов не нашли.
- Ой, наверное, дядя Афанасий взорвался и в небо поднялся. Ой, это все из-за меня! - сокрушался Яша Волчков.
- Да брось ты ныть... - рассердился Петя, переживший за эти дни гораздо больше волнений, чем за всю свою жизнь. - Ищи лучше, может быть, он лежит где-нибудь в кустах, отброшенный взрывом, и нуждается в помощи!
Нет, никого нуждающегося в помощи не нашли. Поговорили, обсудили и решили, что Афанасий, затопив печку, наверное, благополучно ушел в деревню.
МЕЖДУ ДВУХ ВРАЖДУЮЩИХ АРМИЙ
Несмотря на такое происшествие, всполошившее всех на рассвете, ребята ни на минуту не забыли о своей мечте прорыть канал и о том, что вожатый поддержал их. Петя решил: пусть прокопают, а там легче будет вернуть ребят в колхоз. Так ему казалось. И он сам поторопил чудесников с утра пораньше взяться за работу.
Попив чаю, настоянного на черной смородине, закусив свежим хлебом, принесенным от деда Савохина, ребята бодро зашагали на работу с топорами и лопатами на плечах.
Вышли к берегу реки, туда, где в Мокшу падал тоненький звонкий ключик, и принялись за дело.
Прокопать-то надо было всего шагов тридцать. Петя расставил ребят цепочкой, разделив на каждого поровну все пространство. Сам вожатый, выбрав себе лопату потяжелей, с рукояткой, отшлифованной многими руками, работал у самого берега Мокши. Петя отмерил себе долю земли побольше. Удивительная здесь была почва - темно-синяя глина. Очень твердая. И очень мылкая. Стоило размочить ее, и она тут же раскисала, пуская пену.
- А ее и зовут земляное мыло, - объяснила Нюра Савохина, - у нас, когда настоящего не было, с ним стирали.
Лопате эта глина поддавалась плохо. В сухом виде хоть топором руби. А стоило намочить - лопата в ней вязла так, что не вытащишь.
Всю толщу неподатливой глины пронизывали корни ивняка и шиповника, которые приходилось рубить топорами.
Ребят бросило в пот. И руки стали саднить от мозолей. Но работали горячо, без отдыха. Уж очень всем хотелось поскорей увидеть, как побежит в речку болотная вода.
Из лесу налетели сороки и, с любопытством заглядывая прямо в лица ребят, стрекотали без умолку, обсуждая их работу. И, по-видимому, расходились во мнениях, что это, для чего и как получится. Спорили между собой так, что даже передрались.
Полюбопытствовали и чибисы. Пикировали сверху и настойчиво спрашивали: 'Чьи вы? Чьи вы?'
А вскоре заинтересовались и люди. На том берегу показалась ватага загорелых белоголовых ребят. Завидев работающих пионеров, мальчишки-полевики приняли их за своих врагов - лесовиков. Раздался свист, улюлюкание, угрозы. И вот они уже на плотах готовятся к переправе.
Смуглолицые явно решили отомстить за свое поражение и явились в большом количестве. Были здесь и малыши и здоровенные подростки. Их рыжие головы возвышались над толпой, как подсолнухи во ржи.
- Что делать, вожатый? - встревожились пионеры.
- Ничего, продолжайте работать, - сказал Петя, а сам, оставив лопату, подозвал к себе горниста Ваню Бабенчикова. - Когда подплывут, играй сигнал 'Слушайте все'. Потом я буду говорить.
Не успел Ваня приложить к губам горн, как со стороны леса донеслись угрожающие, воинственные крики и появились белолицые лесовики.
- Наверное, сговорились вояки, - усмехнулся Петя, - спешат, как на рыцарский турнир...
- Вот узнают, что мы причина их войны, да как турнут нас с двух сторон, - поежился Ваня.
- Играй, играй, да погромче.
Ваня затрубил. Чистые, звонкие звуки горна, отраженные и усиленные лесным эхом, заполнили всю окрестность.
Белолицые остановились как громом пораженные. А темнолицые с любопытством высунулись из-под берега - они уже успели переплыть реку.
Обе враждующие армии устремили свои взоры на третью силу, возникшую между ними, - на ребят в красных галстуках, вставших цепочкой у какой-то канавы.
Многие узнали Петю.
- Смотри-ка, тот самый, который нас хотел помирить.
Горн умолк, и наступила тишина. Даже сороки угомонились и чибисы замолчали.
- Стой, ребята, сначала разберемся - потом подеремся! - громко прокричал Петя. - По два парламентера с каждой стороны - давай ко мне!
После некоторого замешательства от каждой стороны отделилось по паре ребят. Босоногие, простоволосые, в рваных рубашках и драных штанах - кто же ходит на драку в новом да в чистом? - они подходили с независимым видом, гордые своей удалью. Ну, прямо как древние воины Святослава, поразившие когда-то византийцев бедностью своей одежды и гордой осанкой.
- Друзья, - обратился к ним Петя, - вы сражаетесь напрасно, по недоразумению. За похищенную рыбу, - обратился он к темнолицым, - и за оборванную смородину, - повернулся он к белолицым, - вам нужно колотить не друг друга, а нас, грешных!
- Ну и поколотим! - мрачно сказал один из белолицых.
- За озорство, известно, бьют, - отозвался один из темнолицых.
- Да мы не ради озорства, - сказал Петя, - а по необходимости.
- Это какая необходимость с чужих снастей рыбу снимать.
- Чужую смородину обирать?
- Да вот пришлось. Прощения просим! - И Петя, прижав руки к груди, поклонился парламентерам.
Это явно понравилось представителям мальчишеских армий.
- Повинную голову меч не сечет! - сказал смуглолицый.
- Ладно, что было, то прошло. А это еще какую беду творите? - белолицый кивнул в сторону канала.
- Не беду, а радостное дело - хотим болота осушить.
