Значит, мы еще поживем! - хитро подмигнул егерь озадаченному Пете.
Таких типов вожатый еще не встречал и с удивлением рассматривал этот осколок старого мира, чудом сохранившийся в здешней глуши, как в заповеднике. Вся охотничья сбруя его, начиная с ружья и кончая болотными сапогами, была весьма обветшалой. Ягдташ чиненый, сапоги залатанные, а двустволка с громоздкими старинными курками была скреплена проволокой. Стрельнуть из нее не каждый бы решился.
- Ну, а здешний председатель - разве он из бывших господ? - спросил Петя после паузы.
- Какое там! - махнул рукой егерь. - Мужик мужиком. Дед пастухом был, отец мельником. А сам кое-чему обучился, когда в германском плену был, у немецкого помещика работал. Знает, как сыр варить по заграничному образцу. Вот его народ в председатели и выбрал. Глядишь, колхозную молочную ферму заведет, поставит прибыльное хозяйство...
- Ну и что же?
- Обещает, в будущем...
- А барские прихоти у него откуда взялись?
- Это у него от Амальки, это все она, моя благодетельница. Прежде была горничной в барском доме и звали ее Акулькой, а господа для благозвучности наименовали Амалией...
- Не она ли и пионеров из дома выгнала?
- Она, она, - усмехнулся егерь. - Жили-были, не тужили, рыбок, птичек разводили. Вильгельм молвил - 'вас ист дас', а Амалька - 'выкиданс'.
И егерь жестом пояснил непонятное слово.
- Да как же она посмела?! - возмутился Петя.
- Да вот так, иду я однажды мимо дома, а мне на голову со второго этажа лягушка, потом рыба, потом рак и весь аквариум! 'Что такое?' - думаю, а это Амалька помещение очищает. Ребята шумят, кричат, а она за ними с метлой: 'Вон отсюда, озорники! Ишь весь дом своими гадами загадили!'
- И после этого они пропали? - спросил Петя.
- Не сразу, немного погодя, - ответил егерь. - Ох, заговорился я с вами, а мне задание надо выполнять.
Пойду пошукаю этих фрикаделек где-нибудь вокруг Волчьего острова...
- Возьмите меня с собой! - попросился Петя.
- Нет, разве можно, я пойду в такие топи, из которых никому, кроме меня, не выбраться! На Волчий остров!
Эй, Жулик, пшли! - кликнул он собаку и быстро исчез в зарослях камыша, не сказав даже 'до свиданья'.
НА ВОЛЧИЙ ОСТРОВ
Охотник ушел. Прошло несколько дней, а он не возвращался. Неужели опытный егерь мог заблудиться? Не съели же его волки на зтсм таинственном острове? В селе почему-то не очень беспокоились о нем. И все было бы тихо, если бы людей не взбудоражила собака. Лохматый пес прибежал из болота весь в тине и бросился к дому деда Савохина. Не найдя старика дома, понесся к барскому поместью, где помещалась в подвале колхозная кладовая и где работал Савохин.
И тут прохожие увидели, что на ошейнике его привязан какой-то свиток. Заметив этот свиток, собаку пытались перехватить очкастый главбух, Ваня Неходихин, сам председатель. Но тщетно - сколько они ни гонялись, пес им в руки не дался и исчез в болотных зарослях. Пес был как две капли воды похож на егерского Жулика, но все почему-то звали его Мазуриком. 'Наверно, брат Жулика', - подумал Петя.
А ночью на стене амбара вновь появилась 'Постегайка' с карикатурой, изображавшей председателя в виде какого-то людоеда. И подпись под ней:
Посмотрите, угадайте,
Чьи усищи так торчат.
Это тигра, а не выдра
Жрет колхозных поросят!
У Пети ноги подкосились, когда он прочел про поросят. Вот так штука так, значит, он вчера участвовал в поедании краденого поросенка, когда председатель заманил его к себе на ужин.
Не успел он опомниться, как Вильгельм содрал со стены газету, зарычал на сбежавшихся любопытных:
- Разойдись! Прочь от заразы. Вот я ее в милицию!
Там дознаются, кто подрывает колхозные авторитеты!
Свернул газету и ушел в правление.
Это новое происшествие окончательно убедило Петю, что ребят надо искать где-то поблизости, среди этих болот, в районе Волчьего острова. Об этом говорит и таинственное появление стенгазеты, которую явно оттуда притащил на ошейнике пес.
Непонятно только, зачем же ребята убежали из колхоза, вместо того чтобы бороться за свои права?
Ну, на то они и ребята. А вожатый должен быть там, где пионерский отряд. В болоте так в болоте.
И Петя принял решение: вперед, на Волчий остров!
Он не знал местности, но у него была старая карта, компас, выдержка и смелость. А малярийных комаров он не боялся - напичкал себя до желтизны акрихином.
Повесив на плечо мелкокалиберку, вожатый решительно отправился в путь.
Вначале он вышел на гору - с горы виднее, долго смотрел в болота, и ему показалось, что в одном месте ольховые и ивовые кусты несколько гуще. Подосадовав, что карта неверно показывает речку, он все же решил отправиться прямо по течению безыменной речушки, впадающей в болота, может быть, она протекает мимо таинственного острова.
Попытался найти лодку, но ничего не отыскал, кроме большущего корыта, выставленного бабкой за сараем. Петя снес его в ручей. При некотором искусстве в корыте вполне можно было плавать. Но не в корыте было дело; вначале оно пошло ходко, подгоняемое шестом, а затем речка стала мелеть, растекаться по тростникам мелкими струями и, наконец, затерялась, растворилась в болоте, и только еле заметное шевеление тонкой вьющейся травки, которую называют 'русалкины косы', указывало на ее неприметное течение. Корыто село на мель, Петя решил идти по руслу ручейка пешком, а если встретятся глубокие воды, снова плыть.
Он поднял корыто на голову, хотя оно противно пахло мылом, и так пошел, удивляя чибисов и чаек. Больше всех надоедала сорока, она преследовала его, перелетая с камыша на камыш, и о чем-то упорно спрашивала на своем сорочьем языке, заглядывая прямо под корыто.
Она так надоела, что Петя решил удовлетворить ее любопытство и сказал:
- Ну, что орешь? Ну, смотри, обыкновенное корыто!
Подумаешь, Петр Первый со своими героями однажды целый флот через леса и горы перетащил! Вот такой поход посмотреть - было бы любопытно. А то ишь невидаль - человек с корытом.
Непросвещенная сорока затрещала сильней и позвала еще двух подруг. А ручей чем дальше, тем становился коварней. То под ногами шел твердый грунт, то начиналась липкая трясина. Она была вся покрыта желтоватой, нагретой солнцем водой, пузырилась и цвела. В ней кишели противные личинки, червяки, шевелились жирные пиявки и всякая гадость, разводившаяся в застойной воде. Преодолевая отвращение, Петя шагал вперед. Но вот тина пошла гуще. Он стал проваливаться по колено. Солнце быстро сушило на нем синеватую клейкую тину, и скоро ноги его покрылись глинистой коркой.
'Нет, невозможно идти дальше. Никакие ребята не могли сюда забраться', - остановился он, вытирая пот.
Сороки отстали. Теперь неугомонные кулички забегали вперед и, как бы предупреждая, кричали свое вечное: 'Поверни, поверни, поверни!'
- А вот не поверну! - стискивал зубы Петя, перепрыгивая через воду.
Стали попадаться болотца, покрытые лягушиными тенетами и ряской. Тревожно закрякала дикая утка. На Петю выплыл выводок крошечных утят, как пух гонимых ветром, и остановился. Петя свистнул, и утята с писком нырнули в болото, спасаясь от него, как от ястреба. Утка долго, обидчиво крякала, провожая непрошеного гостя из своих владений.
На коряге, торчавшей из трясины, он увидел двух ужей с золотыми коронками на головах. Наевшись головастиков и лягушек, они блаженствовали, греясь на солнце. 'Значит, здесь есть сухие места и острова'. Петя ускорил шаги. Но вдруг ноги его ушли в мягкую кашу, и он скользнул в расступившуюся трясину. Она
