эти молодые люди Пушкиной не наносили, а имели место лишь наговоры каких-то недругов поэта. Но Пушкин показал своё лицо. Геккерен, который, возможно, приложил руку к провоцированию упомянутых 'любовных' историй, нацелил на это 'слабое' место поэта своё главное орудие - Дантеса. Задача перед Геккереном стояла сложная, но он смело взялся за её решение. Вот некоторые аспекты его 'работы'.
Усыновление без усыновления.
Первым необходимым условием для успешного осуществления плана являлось обеспечение беспрепятственной и, по возможности, безопасной деятельности Дантеса. Этот вопрос Геккерен решил за счёт его усыновления (при живом и состоятельном отце), в результате которого Дантес, во-первых, получал возможность посещать самое высшее столичное общество и, во-вторых, как сын иностранного посла, частично приобретал иммунитет от грядущего наказания. Это необычное событие в жизни двух иностранцев на протяжении 150 лет истолковывалось - с лёгкой руки Геккерена - как естественное.
О ложности и подозрительности этого поступка догадывались современники. В августе 1837 г. А. И. Тургенев писал из-за границы П. А. Вяземскому: 'Я узнал и о его (Дантеса) происхождении, об отце и семействе его: всё ложь, что он о себе рассказывает, и что мы о нём слыхали. Его отец - богатый помещик в Эльзасе - жив и, кроме него, имеет шестерых детей. Каждому достанется после него 200 тыс. франков'.
Таким образом, ложь была главным орудием заговорщиков. К сожалению, стражи и письма Тургенева не превратились в первый камень фундамента, основываясь на котором можно было начать разоблачение гнусного замысла Геккерена. Это случилось только к столетию со дня смерти поэта во Франции, когда в 1937 в 'Обзоре по славянским вопросам' /1937, № 17/ появилась статья голландских учёных 'Два Геккерена'. Она содержала копии документов и выдержки из документов, хранившихся целых сто лет в госархивах Голландии. Из них стало ясно, что юридического усыновления Геккереном Дантеса вовсе не существовало, что оно не соответствовало законодательному Гражданскому Кодексу Нидерландов, который, во-первых, требовал, чтобы усыновляющему было не менее 50 лет (посланнику было 44 года), и, во-вторых, чтобы до факта усыновления Геккерен оказывал Дантесу материальную помощь в течение 6 лет (они были знакомы всего два года). Нарушение закона заключалось ещё и в том, что для получения прав обоим Геккеренам при подаче ходатайства надлежало явиться к королю Голландии и сообщить о службе Дантеса в русской армии, но они ничего этого не сделали. 'Усыновление' и в Голландии, и в России было 'узаконено' со слов посланника и проведено в жизнь группой дворцовых сановников, членов масонских лож, русских и зарубежных. 5 мая 1836 был издан указ короля Нидерландов о праве Дантеса получить фамилию, герб и титул Геккеренов. Этот указ входил в силу через год, т. е. 5 мая 1837 и предусматривал необходимость опубликование его в официальном Вестнике Нидерландов. К тому времени, как говорится, Геккеренов в России и след простыл. В архивах русского министерства иностранных дел сохранились документы /за № 2 и № 166 от 1836 г./ об усыновлении голландским посланником поручика Дантеса. Дело было обстряпано моментально и нигде не задерживалось, ибо продвигалось сверху масонскими заправилами. Бенкендорф присутствовал на приёме царём Геккерена, сообщившего об усыновлении, и без проверки подлинности королевского указа нашим послом в Голландии Чарыковым отдал немедленное распоряжение правительствующему сенату и отдельному гвардейскому корпусу о перемене фамилии Дантеса. Годичный срок о вхождении указа в силу во внимание принят не был (в России закон предусматривал тот же срок), ибо подлежал обжалованию со стороны родственников двух сторон. Русские законы предусматривали, кроме того, чтобы оба 'родственника' явились к судье по месту жительства, но они, конечно, и этого не сделали. Всё шло как по маслу; сановный Петербург заговорил об усыновлении Дантеса, позиции которого сильно укрепились вновь занятым положением.
Исследование голландских учёных знакомит нас с тем, как после дуэли возникла двухгодичная переписка подведомственных королю учреждений, знакомит с замешательством и разноголосицей в Гааге, вследствие незаконных действий Геккеренов. МИД Голландии и Высший Совет Дворянства аннулировали политические права Дантеса на голландское подданство и дворянство.
Таким образом, 'усыновление' - это преднамеренный обход законов и хорошо рассчитанная игра чиновников-масонов Петербурга и Гааги. Это хитрость, которая скрывала действительные взаимоотношения Геккерена с Дантесом, скрывала задачи и происки масонов.
Игра Геккерену удалась, в результате чего, обманув общество и даже самого царя, Дантес, если можно так выразиться, незаконно присутствовал почти год в самом высшем свете и делал своё грязное дело, а затем незаконно использовал своего 'отца', а точнее его статус посла, чтобы избежать наказания.
Доверчивая, любопытная, охочая до сенсации русская публика (в том числе одно время и Пушкин) думала, обсуждая внезапное сближение голландца и француза, что Дантес незаконнорожденный сын посла, что он сын его сестры и короля Голландии, что они оба гомосексуалисты, что Геккерен - самый любвеобильный человек в мире, поскольку ни за что ни про что отказал французу дворянство и наследство. Два злоумышленника слушали эти домыслы и усмехались: никто не проник в их планы и не назвал истинной причины 'усыновления'.
'Любовь' Дантеса.
Следующей задачей Геккерена было попытаться увлечь в адскую игру жену поэта, а если это не удастся вполне, то дополнить мнимую картину 'измены' Натальи Николаевны всевозможными сплетнями. Дантес начал повсюду преследовать молодую красавицу, а Геккерен распускал в свете различные слухи в зависимости от того, с кем он имел дело, говоря в одном случае, что это 'любовь' взаимная, а в другом - что его 'сын' ни в чём не виноват, и только чрезмерная ревность Пушкина является причиной всем этим подозрениям и слухам.
В начале 1836 г., когда голландский посол находился в продолжительном (более года) отпуске, у Дантеса возникли осложнения. Ухаживая за Натальей Николаевной, он влюбился (или ему так показалось) в Идалию Полетику, тоже замужнюю женщину, которая, в отличие от жены Пушкина, отвечала ему взаимностью. Увлечение Дантеса можно понять - он тоже человек. Но Геккерена - наставника и работодателя - в это время в Петербурге не было, а потому Дантес обращается к нему с письменной просьбой разрешить ему эту незапланированную связь. На первый взгляд странно: здоровый, самостоятельный мужчина спрашивает у чужого человека разрешение на любовь. Но Дантес должен был выполнять поручение 'отца' и не отвлекаться по сторонам, а тем более не компрометировать себя возможным скандалом с мужем Полетики (командиром Дантеса). В письмах Дантес утешает 'папашу', что связь его тайная, что о ней никто не узнает и т. п. Неизвестно, что ответил Геккерен 'сыну' из Парижа, но известно, что по возвращении его в Петербург преследования Натальи Николаевны возобновились с новой силой. Идалию Полетику они используют теперь в своих целях: якобы у неё на квартире происходят встречи Дантеса с Натали. Тем самым, прикрываясь Пушкиной, как щитом, француз удовлетворял свою страсть к Идалии.
Обо всём этом стало известно в 1980 году из сообщения С. Ласкиной. До этого времени (письма Дантеса впервые были опубликованы в 1946 г.) считалось, что в письмах француза идёт речь о его любви к Наталье Николаевне, а не к Идалии. Таким образом, более тридцати лет следствие шло по ложному следу. Справедливость вывода Ласкиной получает своё подтверждение в 'записках А. О. Смирновой', опубликованных ещё в 1895г. На страницах этой книги как раз рассказывается история любви Дантеса к Идалии и о том, как они использовали Н. Пушкину для прикрытия этой связи.
Анонимные письма.
Когда молва о 'связях' Дантеса с Н. Н. Пушкиной достигла требуемой концентрации (правда, поэт, вопреки ожиданиям, никак на неё не реагировал), Геккерен пустил в ход тяжёлую артиллерию, разослав 4 ноября 1836 г. по Петербургу дипломы (пасквили) в конвертах, запечатанных сургучными печатями с изображёнными на них масонскими символами, которые 'узаконивали' эту связь (измену жены), одновременно зачисляя Пушкина в Орден (союз) рогоносцев. О Дантесе, конечно, в дипломе не было ни слова, но зато был намёк на самого царя, как на соперника поэта. Таким образом Пушкин должен был, по мысли Геккерена, думать сразу о двух врагах: о Дантесе, намерения которого на счёт Натальи Николаевны были вполне определёнными и известными всему обществу, и о Николае Павловиче, 'причастность' которого к любовным связям с женой поэта 'удостоверял' диплом. Справиться с этими соперниками, думал посол, Пушкину будет нелегко, поскольку в первом случае он должен был вступить в борьбу с мнением света, которое раздуло недоказуемую связь Дантеса с Н. Н. Пушкиной до огромных размеров (о том, что никакой связи не было, откровенно рассказывала мужу жена), а во втором - с императором, что не предвещало поэту ничего хорошего. Компрометация русского поэта была, казалось, неминуемой.
Но афера Геккерена выглядела бы неправдоподобной, а его способности интригана сверхгениальными, если бы эта история прошла гладко. Получив письма, Пушкин, во-первых, не придал никакого значения
