Нейл испытующе посмотрел на него.
— Кажется, вы не одобряете эту затею? Морли засмеялся и встал.
— Конечно, я ее одобряю!
Он прошелся между столов и встал у кафедры, засунув руки в карманы своего белого халата.
— В вашем плане нет ни одной ошибки. Все еще только начинается, а пациенты в чертовски хорошем порядке. У меня нет никаких сомнений. Я думал, что им необходимо будет более трех недель гипнотического внушения, но вы были правы. Однако прошло мало времени с того момента, как они пришли в себя. Посмотрим, как они будут чувствовать себя завтра утром.
— А что вы предполагаете? — криво усмехнувшись, спросил Нейл. — Изменение деятельности продолговатого мозга?
— Нет, — ответил Морли. — Психометрические тесты не показали никаких отличий от нормы. Ни единого нарушения функций. — Он перевел взгляд с доски на Нейла. — Несмотря на все мое недоверие, я должен сказать, что вам удалось ЭТО сделать.
Нейл сидел у стола, облокотившись о столешницу, словно о чем-то раздумывая.
— Мне удалось сделать больше, чем я рассчитывал. Блокировка некоторых нервов привела к излечению от всяких комплексов, маний, фобий. Теперь это самые психически уравновешенные люди на планете — все тесты дают практически нулевые результаты. Так что появилось много побочных целей. И спасибо тебе, Джон, да и всем в группе, за то, что вы не отвлекались на них, а сконцентрировали внимание на одной, главной.
Морли что-то пробормотал, и Нейл продолжал, чуть понизив голос:
— Может, вы и не понимаете, но это не менее важный шаг, чем тот, который сделало первое рыбоподобное существо, выйдя триста миллионов лет назад из воды на сушу. В конце концов мы можем освободить человеческий мозг от архаичного занятия, называемого сном. Одним движением скальпеля мы добавим двадцать лет к жизни человека.
— Хотелось бы знать, что они будут с ними делать, — прокомментировал Морли.
— Джон! — воскликнул Нейл. — Это не аргумент. Это их собственная проблема — что делать с “дополнительными” годами. Но они должны извлечь как можно больше пользы из этого времени, должны пользоваться каждым днем, каждой минутой!
Пока что еще, конечно, рано даже думать об этом, но в принципе такие операции технически возможны. Впервые человек сможет бодрствовать двадцать четыре часа в сутки, не тратя одной трети своего времени, как инвалид, не уделяя восьми часов бездарной инфантильной эротике.
Нейл сделал небольшую паузу, а потом, устало прикрыв глаза, спросил:
— Что же тебя волнует?
— Я не уверен… Я… — Морли провел рукой по пластмассовой модели мозга, укрепленной на стенде возле доски. В передней части модели отражался Нейл с искаженным носом и невероятно растянутыми губами. Доктор, сидевший в лекционном зале среди рядов свободных парт, казался безумным гением, терпеливо ждущим возможности продемонстрировать свои способности.
Морли пальцем крутанул мозг, наблюдая, как изображение исчезает и растворяется. Нейл был единственным человеком, который мог понять его.
— Насколько я понял, операция состоит всего лишь в нескольких надрезах гипоталамуса, а результаты должны быть фантастическими — социальная и экономическая революция. Но у меня не выходит из головы тот рассказ Чехова — про человека, который поспорил на миллион рублей, что пробудет десять лет взаперти. Все шло хорошо, но за минуту до конца срока он вышел из комнаты и, конечно, проиграл.
— Ну и что?
— Не знаю. Но это не выходит у меня из головы целую неделю.
Нейл, поразмыслив, начал:
— Вы, наверное, думаете, что сон — это какой-то вид биологической активности, который необходим человеку, и что теперь эти три человека изолированы ото сна, а значит, отделены от всего человечества. Я угадал?
— Может быть.
— Чепуха, Джон. Бессознательное положение подобно болоту, в котором мы все глубже и глубже увязаем. Физиологически сон — не более чем синдром церебральной аноксемии. Так что нам не грозит потеря чего-либо ощутимого.
— Не знаю, не знаю, — с сомнением в голосе сказал Морли. Его иногда удивляла агрессивность Нейла, казалось, что доктор считает сон врагом человека, каким-то затаенным пороком. — Мне кажется, что Ленг, Горрел и Авери становятся слишком замкнутыми. У них нет возможности использовать высвободившееся время, не то что восемь часов, а даже несколько минут. Вы бы сами выдержали такое? Может быть, сон и предназначен для того, чтобы поглощать лишнее время? Мы же не сможем постоянно находиться рядом с ними и развлекать их разными тестами. Поверьте мне, доктор, очень скоро они пресытятся жизнью!
— Вы ошибаетесь, Морли. — Нейлу надоело спорить с Морли и он встал и направился к двери. — В целом темп их жизни теперь ниже, чем у нас, к тому же их не касаются все эти стрессы и потрясения. Скоро мы будем казаться им депрессивными маньяками, до полудня шатающимися, как дервиши, а потом впадающими в ступор.
Нейл положил руку на выключатель.
— Встретимся в шесть часов. Они вышли из лекционного зала и вместе пошли по коридору.
— Что вы собираетесь делать? — спросил Морли. Нейл засмеялся.
— А как вы думаете? — и, увидев, что его ассистент пожал плечами, ответил сам:
— Конечно, спать!
