- Хочешь - жарь. Только на всех. А чистить я тебе помогу.
- Давай.
Герман достал картошку, высыпал ее в большую миску, выдал Гурскому нож и сам тоже стал ее чистить.
- Слушай, а может, это у тебя с голодухи?
- И вовсе даже я не голодаю. - Александр быстро и ловко срезал с картофелины тоненькую стружку. - Просто я скоромного не ем.
- И тебе оно надо? - скептически взглянул на него Герман.
- Ну, Гера... Я же крест на себе не просто в качестве украшения ношу.
- Неслабый, кстати, крест, - Герман бросил взгляд на небольшой, но массивный старинный серебряный крест на черном шелковом шнурке, который, вывалившись через расстегнутый ворот рубашки, висел у Адашева-Гурско-го на шее.
- Ну вот... я и говорю. - Александр отложил очищенную картофелину и взял следующую. - Близость к Богу не дает никаких дополнительных прав. Только обязанности.
- А ты, выходит, близок? То есть как бы накоротке?
- Ну-у... есть потребность в обретении такой тенденции. Ибо остро ощущается неполнота собственного бытия.
- Сам-то понял, чего сказал? - покосился на Гурского Герман. - Ладно, давай-ка я сам поджарю. А ты, вон, лучше присядь. Я и один-то здесь много места занимаю, а уж с тобой... Налей лучше.
- Только, чтобы с хрустящей корочкой, так вот, знаешь...
- Поучи свою жену щи варить.
- Кстати, - Гурский вымыл руки и присел за стол, - а где Светка?
- Светка на работе, - Герман вымыл картошку и теперь нарезал ее большим ножом на разделочной доске. - Элис улетела куда-то с самого утра. Мы вот тут вдвоем с доктором, - он кивнул на водочную бутылку, - чаи гоняем.
- А Жаклин не проявилась?
- Вроде нет. Не знаю. Элис там что-то выясняет. А чего ты себе-то не налил?
- Да я... пережду пока.
- Дело хозяйское. - Герман, чокнувшись с Вениамином, выпил рюмку, засунул в рот целиком маленький маринованный огурчик и, с хрустом пережевывая его, вернулся к плите. - А ключей твоих нигде нет. Я искал после того, как ты позвонил.
- Куда ж они могли подеваться? - задумался Гурский.
- А Бог их знает. - На заскворчавшую сковороду Герман вывалил нарезанную соломкой картошку и стал разравнивать ее деревянной лопаткой. - Может, у Петра в машине выпали. Позвони.
- Ага, - Гурский встал и пошел к телефону.
- Ну что, - Вениамин взглянул на почти опустевшую бутылку, - я еще сгоняю?
- Давай, - пожал плечами Герман. - Денег дать?
- Не надо, у меня есть пока. - Он выбрался из-за стола и, выходя из кухни, столкнулся в дверях с расстроенным Гурским.
- Ну что? - спросил Александра Герман.
- Да он это... вне зоны досягаемости.
- Потом позвонишь. Куда спешить-то?
- Ну а чего я у тебя здесь сидеть буду? Я не пью.
- А при чем тут это? А просто так с друзьями пообщаться нельзя? Без стакана тебе скучно? Так побеседуем, о жизни, и вообще... Я вот тут, например, книжку удивительную читаю. Рассказы Ляо Чжая о чудесах.
- Ты этого... Ляо Чжая, надеюсь, в оригинале читаешь?
- Это не автор. Автор Пу Сун-Лин. А название: 'Рассказы Ляо Чжая о чудесах'. Могу пересказать содержание своими словами. Хочешь?
- Хочу, - кивнул Гурский. - Только непременно в лицах и с демонстрацией чудес.
- Ну во-от, вот видишь? Уже и беседа завязалась. - Герман переворачивал лопаткой жарящийся картофель. - А вот давно ли, к примеру, ты, в свою очередь, был в филармонии?
- Недавно.
- Вот... А ты мне расскажешь, что слушал.
- Может, еще и насвистеть?
- Это лишнее, - рассудительно сказал Герман. - Денег не будет.
Раздался звонок в дверь.
- Открой, а? - повернулся к Гурскому Герман.
Тот встал, вышел в прихожую и открыл дверь.
- Привье-ет... - улыбнулась ему с порога Элис.
- Здравствуй! Проходи. Давай помогу раздеться.
- Нет-нет, - отстранила она его руку - Я сама.
- И все-таки, вы там, в своей Америке, ненормальные. Со своей эмансипацией. Ну неужели неприятно, когда за тобой мужик ухаживает?
- Но... я ведь могу сама, правда?
- Можешь, можешь... Как там Жаклин не появилась?
- Нет,- удрученно покачала головой Элис.
- Ты голодная? - крикнул ей из кухни Герман.
- Я? Да, но... не очень.
- А у нас уже почти все готово. Сейчас я стейки поджарю. Один момент. В гостиной зазвонил телефон.
- Элис, - попросил Герман, - послушай пожалуйста, мне не отойти.
- О'кей! - Элис прошла в комнату и сняла трубку. - Алоу? Да... да... Момент, я не совсем... Саша, - позвала она Гурского, обернувшись к нему и протягивая трубку, - Саша, я ни всо понимаю... по телефон.
21
Когда Адашев-Гурский, повесив трубку, вернулся на кухню, стол был уже накрыт, Элис с аппетитом уписывала мясо с картошкой, а Герман все еще возился у плиты.
- Чего это ты, - взглянул он на Гурского, - лицом-то переменился?
Элис подняла голову и тоже тревожно посмотрела на Александра.
- Джеки украли, - коротко сказал Гурский, сел за стол и достал сигареты.
- Как это украли? - Герман выключил на газовой плите огонь и снимал с себя пестрый фартук. - Не по- онял...
- Ну как... Короче, звонит сейчас баба, говорит, что нашла записку, а в ней - твой телефон. И просьба позвонить. Какой-то, мол, Жаклин просит передать, что его похитили.
- Погоди-ка, - Герман, услышав звонок в дверь, вышел в прихожую, впустил в дом Вениамина, держащего в руках литровую бутылку водки, и вернулся на кухню. - Что за баба? Как это она записку нашла? Где?
- Рассказываю, - Гурский закурил сигарету. - Она говорит, что шла, мол, вчера на работу, рано утром, и увидела, как из форточки кто-то выбросил кассету магнитофонную, аудио, в коробочке. Она подняла, открыла, видит - кассета новая, хоть коробочка и треснула. Ну, она постояла, посмотрела в разные стороны, сунула кассету в сумку и пошла. Чего добру-то пропадать? А работает она сутки, дежурит где-то. Вот сегодня пришла домой, кассету сыну отдала. Он сунулся, а там, ну на вкладыше этом, картонном, изнутри, чем-то накорябано: 'Меня похитили, квартира шесть. Позвоните по телефону...' А дальше - твой телефон и подпись: 'Жаклин'.
- Ни-и хе-ера себе... - нараспев произнес Герман. - Слушай... а почему сюда? Почему не в менты звонить? И... квартира-то - шесть, а дом? Улица?
- Улица Кирочная, дом двенадцать. Кассета же у бабы этой прямо перед ее носом, говорит, шмякнулась. То есть окна-то она не заметила, конечно, она же наверх не смотрела, но... Дом, говорит, большой, арка еще там такая - она как раз мимо нее проходила, когда кассета на асфальт упала. И ветра, говорит,
