Слила, смешала без вниманья. Сословья все, все состоянья. На день один, на краткий час. Сошлись, другу другу напоказ. Хмельной разгул простолюдина. С степенным хладом знати чинной. Мир черни с миром богачей. И старость с резвостью детей. И я, ребенок боязливый. Смотрела с робостью стыдливой. На этот незнакомый свет. Еще на много, много лет. Мне недоступный… Я мечтала. Приподымая покрывало. С грядущих дней, о той весне. Когда достанется и мне. Вкусить забавы жизни светской, — И с нетерпеньем думы детской. Желала время ускорить. Чтоб видеть, слышать, знать и жить!.. Народа волны протекали. Одни других они сменяли… Но я не замечала их. Предавшись лёту грез своих. Вдруг все стеснилось, и с волненьем. Одним стремительным движеньем. Толпа рванулася вперед… И мне сказали: « Он идет! Он , наш поэт, он , наша слава. Любимец общий!..» Величавый. В своей особе небольшой. Но смелый, ловкий и живой. Прошел он быстро предо мной… И глубоко в воображенье. Напечатлелось выраженье. Его высокого чела. Я отгадала, поняла. На нем и гения сиянье. И тайну высшего призванья. И пламенных страстей порыв. И смелость дум, наперерыв. Всегда волнующих поэта, — Смесь жизни, правды, силы, света! В его неправильных чертах. В его полуденных глазах. В его измученной улыбке. Я прочитала без ошибки. Что много, горько сердцем жил. Наш вдохновенный, – и любил. И презирал, и ненавидел. Что свет не раз его обидел. Что рок не раз уж уязвил. Больное сердце, что манил. Его напрасно сон лукавый. Надежд обманчивых, что слава. Досталася ему ценой. И роковой, и дорогой!.. Уж он прошел, а я в волненьи. Мечтала о своем виденьи, — И долго, долго в грезах сна. Им мысль моя была полна!.. Мне образ памятный являлся. Арапский профиль рисовался. Блистал молниеносный взор. Взор, выражающий укор. И пени раны затаенной!.. И часто девочке смиренной. Сияньем чудным озарен. Все представал, все снился он !.. II. Я помню, я помню другое свиданье: На бале блестящем, в кипящем собранье. Гордясь кавалером и об руку с ним. Вмешалась я в танцы… и счастьем моим. В тот вечер прекрасный весь мир озлащался. Он с нежным приветом ко мне обращался. Он дружбой без лести меня ободрял. Он дум моих тайну разведать желал… Ему рассказала молва городская. Что, душу небесною пищей питая. Поэзии чары постигла и я, — И он с любопытством смотрел на меня, — Песнь женского сердца, песнь женских страданий. Всю повесть простую младых упований. Из уст моих робких услышать хотел… Он выманить скоро признанье успел. У девочки, мало знакомой с участьем. Но свыкшейся рано с тоской и несчастьем… И тайны не стало в душе для него! Мне было не страшно, не стыдно его… В душе гениальной есть братство святое: Она обещает участье родное. И с нею сойтись нам отрадно, легко; Над нами парит она так высоко. Что ей неизвестны, в ее возвышенье. Взыскательных дольных умов осужденья… Вниманьем поэта в душе дорожа, — Под говор музыки, украдкой, дрожа. Стихи без искусства ему я шептала.
