Злая жена (Андрей Боголюбский)

образ был перевезен из Иерусалима в Царьград, а в середине XII века послан греческим императором в дар Юрию Долгорукому.

Красота Богородицы на этой иконе приводила князя вышгородского в исступление, а женщины, схожие с ней ликом, вызывали у него странную смесь вожделения и поклонения. Однако среди невест, которых ему время от времени находил отец, не было ни одной, хотя бы отдаленно подходящей под его мерки. Именно поэтому он пока еще ни к кому не посватался, хотя вроде следовало бы.

Ну так вот Улита была похожа на икону, описное изображение, как две капли воды. Илья, недавно побывавший в Суздале и повидавший сестру, клялся брату, что сначала даже оторопел. Можно было не сомневаться, что юница произведет на князя ошеломляющее впечатление. Но прежде следовало устроить так, чтобы над ним не довлела воля отца. Проще говоря, Кучковичи делали все, чтобы убедить Андрея отъехать из Вышгорода в Суздаль – причем отъехать со скандалом.

Замысел братьев блестяще удался.

Андрей не просто покинул Вышгород самовольно: он еще совершил поступок, враз святотатственный – и умилительный. Он украл из монастыря икону Богородицы!

В такое трудно поверить, поэтому автор постарается отстраниться от описания столь невероятной истории и обратится к «Русской истории в жизнеописании ее важнейших деятелей» Н. Костомарова:

«Рассказывали о ней [3] чудеса, говорили, между прочим, что, будучи поставлена у стены, она ночью сама отходила от стены и становилась посреди церкви, показывая как будто вид, что желает уйти в другое место. Взять ее явно было невозможно, потому что жители не позволили бы этого. Андрей задумал похитить ее, перенести в суздальскую землю, даровать таким образом этой земле святыню, уважаемую на Руси, и тем показать, что над этой землей почиет особое благословение Божье. Подговоривши священника женского монастыря Николая и дьякона Нестора, Андрей ночью унес чудотворную икону из монастыря и вместе с соумышленниками тотчас после этого убежал в суздальскую землю. Путешествие этой иконы в суздальскую землю сопровождалось чудесами: на пути своем она творила чудеса исцеления».

Ну, рассказы насчет брожения иконы по храму, конечно, чистой воды позднейшая выдумка, призванная оправдать несусветный и беспрецедентный поступок князя, который уже в те годы всячески декларировал свое благочестие, хотя поступил в высшей степени странно. Да и что касается чудес – они, скорее, принадлежали хитрости человеческой, нежели небесному произволению.

Надо сказать, что Андрей вовсе не намеревался везти обожаемую икону в Суздаль или Ростов. Он страстно мечтал о своем городе. Ему очень нравился Владимир, в ту пору местечко более чем захолустное. Впрочем, Андрей при своей самоуверенности не сомневался, что способен любое захолустье сделать центром вселенной. Кроме того, он хотел абсолютной, непререкаемой власти, а в Ростове и Суздале добиться ее было бы невозможно. Там существовали свои вечевые традиции, причем очень сильные: князя непременно избирало вече, и во всех своих поступках он тому вече был подотчетен. Во Владимире же, который Андрей намеревался сделать полноценным городом (что и говорить, решительности ему было не занимать!), он был бы сам себе господин.

Себе – и всем прочим.

Стоило Андрею принять решение, как немедленно начались чудеса, упомянутые Н. Костомаровым. Лишь только конь, который вез икону, прошел десять верст за Владимир по направлению к Суздалю, как на Рогожских полях, на Клязьме, уперся – и вперед ни тпру, ни ну.

Князь объявил: сие-де знак свыше, коему надлежит повиноваться. Поскольку день клонился к вечеру, стали устраиваться на ночлег. Дальнейшее Н. Костомаров описывает сдержанно, однако с оттенком иронии:

«Князь заснул, а поутру объявил, что ему являлась во сне Божия Матерь с хартией в руке и приказала не везти ее икону в Ростов, а поставить во Владимире, на том месте, где произошло видение, соорудить каменную церковь во имя Рождества Богородицы и основать при ней монастырь. В память такого видения написана была икона, изображавшая Божию Матерь в том виде, как она явилась Андрею, с хартией в руке. Тогда на месте видения заложено было село, называемое Боголюбовым. Андрей построил там богатую каменную церковь; ее утварь и иконы украшены были драгоценными камнями и финифтью, столпы и двери блистали позолотою. Там поставил он временно св. икону; в окладе, для нее сделанном Андреем, было пятнадцать фунтов золота, много жемчуга, драгоценных камней и серебра».

Видение явилось как по заказу, не правда ли? Ни раньше, ни позже… Но вся штука в том, что видение было вовсе не видением, и явилось оно именно по заказу. Богородицу узрели не только восторженный князь, но и другие люди. В частности, братья Кучковичи. Оно и понятно! Ведь являлась Андрею не кто иная, как красавица Улита Кучковна, которую он, в суеверии своем, принял за Богородицу.

Надо сказать, что святотатства Кучковичи не умышляли. Они просто-напросто привели сестру в палатку ко князю со вполне понятной целью…

Ожидали приступа вожделения – но отнюдь не суеверного, благочестивого восторга! Однако князь обошелся с подсунутой ему девицею как со святыней, и Кучковичам потребовалось немалое время, чтобы убедить его: идеальный образ, запавший ему в душу, вполне может сделаться реальной супругой.

Спустя некоторое время Андрей заложил на том месте, где его посетило «видение», село Боголюбово, сделавшееся его любимым местом пребывания. Именно поэтому он и стал зваться в истории Андреем Боголюбским.

Минуло чуть более года, и великий князь киевский Юрий Долгорукий покинул сей мир. Смерть его приключилась 15 мая 1157 года и совпала по времени с двумя событиями: пиром у боярина Петрилы и получением известия от сына. Андрей Юрьевич сообщал, что намерен жениться на девице суздальской по имени Улита Кучковна.

Предполагается, что на пиру у Петрилы князь Гюрги был отравлен (на радость, между прочим, Изяславу Черниговскому, грезившему Киевом и великим княжением). Не исключено. Правда, кто-то утверждал: князь-де упал замертво, когда ему прочли письмо сына… Но на сие не было обращено никакого внимания.

Имя Петрилы вошло в историю как имя возможного губителя «властолюбивого, но беспечного» (по меткому отзыву Н. Карамзина) основателя Москвы.

Князя Гюрги отпели и похоронили.

А Андрей Юрьевич обвенчался с Улитой Кучковной.  

Наконец-то исполнилась мечта братьев Иоакима и Ильи Кучковичей! Даже две мечты. Во-первых, лютой смертью умер убийца их отца. Во-вторых, сестра стала женой князя Андрея Боголюбского. Она была послушной игрушкой в руках братьев, Иоаким и Илья вертели ею как хотели, а она как хотела вертела супругом. Но – лишь до поры до времени.

В принципе, Улита Кучковна могла быть вполне довольна своей жизнью, кабы не одно «но»: муж относился к ней чрезмерно благоговейно. Сначала сходство жены с образом на обожаемой иконе возбуждало его, а затем, напротив, стало охлаждать. Проще говоря, Андрею Юрьевичу чудилось, будто, отправляясь с женой в постель, он совершает некое святотатство. Поэтому он очень скоро – как только жена сделалась беременна – оставил супругу в покое и даже после рождения сына Юрия не переменился. Продолжал исполнять все ее прихоти, однако не прикасался к ней даже пальцем.

Ну какие там у нее были особенные прихоти, у молодой княгини? В ее теле буйствовала кровь Ульяновны! И участь иконы, до которой опасаются дотронуться хоть пальцем, с каждым днем все больше раздражала Улиту Кучковну.

Женщина хотела еще детей, хотела страсти мужа! Однако тот мало того, что ночи проводил на коленях в храме и строил все новые и новые церкви во Владимире и Боголюбове, – он еще беспрестанно укреплял свою княжескую власть и порою забывал о существовании жены на долгие месяцы.

История рисует нам Андрея Боголюбского столь же воинственным, каким был его отец, однако еще более последовательным и неумолимым в утверждении своего господства. По меткому выражению одного из исследователей его биографии, «Андрей Боголюбский хотел «самодержцем быти» еще за три века до того,