Он вернулся в кабинет вместе с Викторией. Володя внимательно на нее посмотрел. Первое впечатление, которое она производила, было - что это неправдоподобно, что это экранное изображение, а не живая женщина. Блистательная молодость Виктории сразу заставила Володю вспомнить свои гимназические годы, lady Hamilton, Дину и долгие романтические мечты, целый мир - музыки, женщин, медленного разгона синих волн далекого, воображаемого моря. Это ощущение с такой силой охватило Володю, что он не сразу ответил на первый вопрос Артура, который спрашивал, говорит ли Володя по-немецки.

- Да, да, конечно. - Володя встряхнулся и заговорил по-немецки, чему Виктория по-детски обрадовалась. Проект пикника она встретила с восторгом, и Володя ушел, условившись о том, что в назначенный день в восемь часов утра Вирджиния, Николай и он будут ждать у подъезда Артура. Провожая Володю, Артур вдруг, неожиданно для самого себя, спросил его:

- Володя, вы свободны завтра часа в два дня?

- Конечно.

- Хотите встретиться? Я вас давно не видел, мы поговорим.

- Хорошо. В два часа у метро Трокадеро.

- Entendu {Договорились (фр.).}.

Все эти месяцы Артур находился в состоянии, которого он никогда не испытывал. Он не знал, что жизнь заключает в себе столько радости, что самые незначительные вещи, которые раньше он делал механически, могут доставлять столько удовольствия - все, вплоть до хождения в магазины перчаток, белья, материй, куда его водила Виктория. Ему казалось, что вся его жизнь до этого времени была чудовищно ошибочна и бессмысленна и что только теперь он жил впервые.

Вечер после визита Володи был такой же густой и счастливый, как другие, неясный и теплый; мягкий струился бордюр обоев на стене; Виктория в мохнатом белом халате, выйдя из ванны, сидела на коленях Артура. - Мы самые, счастливые в мире, Виктория, правда? - Он почему-то вспомнил, - может быть, по противоположности ощущения тепла с тогдашним ощущением холода - Россию, позднюю осень, ледяной ветер над пустынной мостовой, пулеметную стрельбу, катившуюся вдоль стен, лохматых, нечищенных лошадей красной кавалерии, нетопленную комнату, заплаканное лицо квартирной хозяйки - какой вы счастливый, что уезжаете в Англию, только дал бы Бог доехать благополучно и высокие волны Черного моря, и дядю, такого же широкого и громадного, как он сам, отчаянного, веселого и насмешливого. И путешествие сквозь этот незабываемый российский ледяной вихрь.

- Поезда не идут, пути взорваны.

- Артур, мы едем верхом.

И вот - два невысоких коня с непривычными казацкими седлами и отчаянный карьер через пустынную степь с ледяными лужами и сильным ветром в лицо, от которого захватывало дыхание и глазам становилось больно.

- Едем, Артур? Не устал ли мой бедный, хрупкий мальчик? - И дядин хохот летел по ветру. - Если лошади пристанут, мы их понесем, Артур? Ты видишь, они совсем маленькие. Ну, едем. - И после короткой остановки - быстрая дробная рысь. Пальцы ног Артура застыли, рука не чувствовала поводьев, но никогда он не сказал бы дяде, что он замерзает. - Молодцом, Артур, еще немного тренировки, и из тебя выйдет настоящий человек, как твой отец, а не бабий угодник, каким бы сделала тебя твоя мать. И тотчас же по приезде в маленький уездный город, в единственной гостинице с разбитыми стеклами окон, заклеенными бумагой, - три раунда бокса: два синяка на лице Артура, опухший глаз у дяди и на следующее утро - опять такое же путешествие. - Это тебе не салон Констанции - салоном Констанции, матери Артура, дядя называл все, что имело отношение к женщинам, которых он терпеть не мог и в светской жизни. Тогда Артур разделял его взгляды. Что сказал бы дядя теперь, увидев Викторию на коленях Артура? Салон Констанции? А что сказала бы мать? Артур представил себе ее медленные движения, рассчитанные повороты головы, изученные интонации. - Артур, но эта комната ужасна. Кто мог выбрать такие обои? Артур, разве можно покупать гладкие ошейники для собак? Собака должна быть декоративна, Артур. Все должно быть хорошо подобрано, декоративно и заранее известно. 'В этом месте он должен остановиться и сказать: простите, я сделал два лишних шага'. Больше всего мать Артура любила повторять знаменитый рассказ об офицере, прискакавшем с докладом к Наполеону, изложившем все, что было нужно, и покачнувшемся в седле.

- Vous etes blesse? {Вы ранены? (фр.).}

- Non, Sire, je suis mort {Нет, сир, я мертв (фр.).}.

- Удивительно, это совсем по-английски, - говорила она. Артур вспомнил ее тщательное французское произношение:

- Vous etes blesse? - Non, Sire, je suis mort.

- Да? Из Вены? Но она не говорит по-английски? И даже не свободно по-французски? Это поразительно. У нее большое приданое, Артур? У вас может быть ребенок? Но это невозможно. Значит, я буду бабушкой? Но разве ты не понимаешь, что это абсурд, Артур'?

----

Володя вернулся домой после короткой прогулки вечером. Николай и Вирджиния были в театре, маленькую девочку давно уложили спать; в квартире было тихо, только рояль изредка чуть-чуть позванивал, когда по улице проезжал грузовик. Володя сел было писать, но ничего не получалось. Он несколько раз вывел свою фамилию, изменяя росчерк - В. Рогачев, В. Рогачев, В. Рогачев, потом вкось написал:

'Что день грядущий мне готовит?'

и задумался. Легкие шаги по коридору вдруг привлекли его внимание. Он поднялся, открыл дверь и увидел няню, молодую девушку, только что вышедшую из ванной. Он посмотрел на часы: было половина десятого. В коридоре было темно; и когда няня поравнялась с комнатой Володи, он заметил, что на ней был только легкий капот.

- C'est vous, Germaine? {Это вы, Жермен? (фр.).} - сказал он вдруг изменившимся голосом. Он видел ее белое тело у шеи, где сходились полы капота, и руки - рукава Жермен были засучены, - ее ноги без чулок. - Qu'est ce que vos faites? - Je rentrais chez moi, monsieur Vladimir. - Venez donc pour un instant {Что вы делаете? - Я ухожу к себе, мсье Владимир. - Тогда подождите минутку (фр.).}, - сказал он, не узнавая своего голоса и понимая, что он не может сейчас иначе говорить и действовать. В глазах Жермен появился испуг, и за этим испугом Володя заметил еще что-то, точно это был двойной взгляд. - Может быть, мне так кажется, - успел он подумать, - может быть, это просто отражение моего же желания? Губы его высохли, он провел по ним языком: неподвижные глаза Жермен были направлены на него с тем же двойным выражением. - Mais venez donc, n'ayez pas peur, voyons {Ну подойдите, не бойтесь (фр.).}. Он взял ее руку выше локтя, и - хотя он знал это раньше и Жермен знала это так же, как он, - сейчас это стало неминуемо. Он поднял ее на руки, капот опустился и повис, открыв все ее тело. - Laissez moi {Оставьте меня (фр.).}, - сказала Жермен, но по тому, как она вздрагивала в его руках, Володя чувствовал, что ее слова не имеют никакого значения и никакого отношения к тому, что происходило. - Vous vous deshabillez? {Вы раздеваетесь? (фр.).} - Жермен прошептала это с тем же невыразительным ужасом, с каким она сказала: laissez-moi.

Она ушла в двенадцать часов - за несколько минут до того, как открылась входная дверь и голос Николая сказал:

- Тебе не хочется есть, Вирджиния? Нет? А мне очень хочется.

Володя лежал в темноте, ощупывая свое тело. - Кровоподтек на шее c'est plutot idiot {Идиотизм какой-то (фр.).}. И зачем на свете существуют женщины?

- А у Володи темно, - сказал голос Вирджинии. Голос начался за шаг до двери и замолк за дверью. - Неужели он спит в это время?

- Он настолько ненормален, что от него можно всего ожидать, - ответил из темноты голос Николая.

Но Володя не спал. Далекое детство вспомнилось ему, когда он услышал, как в столовой звенели вилки, ножи и тарелки. Так в давние, безвозвратные времена он слышал из детской, как мать возвращалась из театра, из такого чужого и блестящего мира бархатных лож и люстр, неузнаваемая в вечернем платье, нарядная и почти чужая женщина, непохожая на всегдашнюю маму. И чтобы убедиться, что это все-таки она, он звал ее, - она входила в детскую на цыпочках и обнимала его:

- Спи, мой мальчик, спи, Володенька.

И тогда он чувствовал, что она была такая же мягкая и теплая, как всегда, только платье обманчиво струилось в полутьме, - чужое до слез, все сделанное из лож, театра и электричества. - А где они были, в каком театре? - вспоминал Володя. - Ах, да, в Marigny, там же, где я видел Артура и его жену. Володя представил себе белое платье Виктории и смокинг Артура. Белое-черное, белое-черное, - повторил он

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату