Были ящеры раньше, подобно иным в Анорине, Потом в камни нырнули и вышли уже как машины. На них ездят — не смейся! — и плавают, даже летают. Ими греются в холод и светят в домах, как стемнеет. Ими в войнах дерутся и раны им сталью латают, Только сердца не слышат, и звать из земли не умеют. Ты представить не можешь? А впрочем, там есть и похлеще: Вот смешной человек — так, мальчишка далеко за тридцать. Он на берег приходит — и знаешь, сумел умудриться Разглядеть Анорину и счесть её выдумкой вещей. Будто сам этот вор-сочинитель, сей, видишь ли, труженик слова Сотворил этот мир из наитий и сказок чудесных, Будто сам он сподобился дальнего зренья иного, А притом рассказал о простейших делах и известных. Не бывает, ты скажешь? А я что твержу — не бывает. Где теперь чудеса? — может, раньше когда-то водились. Вода просится в рот, — как обычно, на то и живая. В шкафу миски бранятся, опять меж собою сцепились. В небе кружат драконы по летней и лётной погоде, В полутьме золотистой парят опьяненные маги, Словно звезды светясь. Как обычно, на лунном восходе В анорийских полях расцветают люденские маки. 1996–1997, окончено 8 июля 97 г.
