Крепких, как бронза, в работе умелых.
Анзари, сей драгоценный груз
Тобой доставлен будет в Туе
И весь, включая мой поклон,
Великому Фирдуси вручен'.
Анзари исполнил повеленья,
Навьючил верблюдов без промедленья, -
Была несметных подарков цена
Доходу с провинции крупной равна.
И вот Анзари в назначенный срок
Собственноручно поднял флажок
И знойною -степью вглубь Ирана
Двинулся во главе каравана.
Шли восемь дней и с девятой зарей
Туе увидали вдали под горой.
Шумно и весело, под барабан,
С запада в город вошел караван.
Грянули враз: 'Ля-иль-ля иль алла!'
Это ль не песня триумфа была!
Трубы ревели, рога завывали,
Верблюды, погонщики -- все ликовали.
А в тот же час из восточных ворот
Шел с погребальным плачем народ.
К тихим могилам, белевшим вдали,
Прах Фирдуси по дороге несли.
НОЧНАЯ ПОЕЗДКА
Вздымалась волна. Полумесяц из туч
Мерцал так робко нам.
Когда садились мы в челнок,
Нас трое было там.
Докучливо весла плескались в воде,
Скрипели по бортам,
И с шумом волна белопенная нас
Троих заливала там.
Она, бледна, стройна, в челне
Стояла, предавшись мечтам.
Дианою мраморною тогда
Она казалась нам.
А месяц и вовсе исчез. Свистел
Ветер, хлеща по глазам.
Над нами раздался пронзительный крик
И взмыл высока к небесам.
То призрачно-белая чайка была;
Тот вопль ужасный нам
Сулил беду. И всем троим
Так жутко стало там.
Быть может, я болен и это - бред?
Понять не могу я сам.
Быть может, я сплю? Но где же конец
Чудовищным этим снам?
Чудовищный бред! Пригрезилось мне,
Что я -- Спаситель сам,
Что я безропотно крест влачу
По каменистым стезям.
Ты, бедная, угнетена, Красота,
Тебе я спасение дам -
От боли, позора, пороков, нужды,
Всесветных зловонных ям.
Ты, бедная Красота, крепись:
Лекарство я горькое дам,
Я сам поднесу тебе смерть, и пусть
Сердце мое -- пополам!
Безумный бред! Кошмарный сон!
Проклятье этим мечтам!
Зияет ночь, ревет волна...
Укрепи, дай твердость рукам,
Укрепи меня, боже милосердный мой!
Шаддай милосердный сам!
Что-то в море упало! Шаддай! Адонай!
Вели смириться волнам!..
И солнце взошло... Земля! Весна!
И края не видно цветам!
Когда на берег мы сошли,
Нас было лишь двое там.
ВИЦЛИПУЦЛИ
Прелюдия
Вот она -- Америка!
Вот он -- юный Новый Свет!
Не новейший, что теперь,
Европеизован, вянет,-
Предо мною Новый Свет,
Тот, каким из океана
Был он извлечен Колумбом:
Дышит свежестью морскою,
В жемчугах воды трепещет,
Яркой радугой сверкая
Под лобзаниями солнца...
О, как этот мир здоров!
Не романтика кладбища
И не груда черепков,
Символов, поросших мохом,
Париков окаменелых.
На здоровой почве крепнут
И здоровые деревья -
Им неведомы ни сплин,
Ни в спинном мозгу сухотка.
На ветвях сидят, качаясь,
Птицы крупные. Как ярко
Оперенье их! Уставив
Клювы длинные в пространство,
Молча смотрят на пришельца
Черными, в очках, глазами,
Вскрикнут вдруг -- и все болтают,
Словно кумушки за кофе.
Но невнятен мне их говор,
Хоть и знаю птиц наречья,
Как премудрый Соломон,
Тысячу супруг имевший.
И наречья птичьи знавший,-
Не, новейшие одни
Но и, древние, седые
Диалекты старых чучел,
Новые цветы повсюду!
С новым диким ароматом,
С небывалым ароматом,
Что мне проникает в ноздри
Пряно, остро и дразняще,-
И мучительно хочу я
- Вспомнить наконец: да где же
Слышал я подобный запах?
Было ль то на Риджент-стрит
В смуглых солнечных объятьях
Стройной девушки-яванки,
Что всегда цветы жевала?
В Роттердаме ль, может быть,
Там, где ламятник Эразму,
В бедой вафельной палатке
За таинственной гардиной?
Созерцая Новый Свет,
Вижу я моя особа,
Кажется, ему внушает
Больший ужас... Обезьяна,
Что спешит в кустах укрыться,
Крестится, меня завидя,
И кричит в испуге: 'Тень!
Света Старого жилец!'
Обезьяна? Не страшись:
И не призрак и не тень;
Жизнь в моих клокочет жилах,
Жизни я вернейший сын.
Но общался с мертвецами
Много лет я -- оттого
