Я – мама. Но все равно надо дня три, наверное, пока поймешь, что ты мама. Или – что умер друг.
Но Серега не умер. Он просто на полмесяца пропал, а потом сам нашелся. И мы теперь могли ехать домой. Вернее, я мог. Потому что Генка с Пашкой оставались во Фрязино.
В Подольске было много снега. Он скрипел под ногами, забивался в волосы, прилипал к ботинкам. Люди выскакивали из электрички, взмахивая руками, и бежали домой. А мне нравилось идти не спеша. Подставлять лицо снегу.
Потому что холодный. И потому что я знал, что можно больше не торопиться.
– Скажи «пакет», – говорила женщина своему ребенку.
Пацан вертел головой, отмахиваясь от снежинок, смеялся и сосал чупа-чупс.
– Скажи «пакет».
– Не хочу.
– Скажи «пакет».
– Не буду.
– Пока не скажешь, не отвяжусь от тебя.
Пацан вытащил изо рта конфету и выстрелил как пулемет.
– Капет, капет, капет!
Она рассмеялась и сказала:
– Неправильно. Скажи еще раз «пакет».
Я поднял голову. Больше всего снега кружилось вокруг фонарей. Целые тучи.
– Слушай, ты уже приехал? – сказала Ольга, когда я открыл ей дверь. – А я заходила несколько раз – у тебя тут все тихо. Я думала – может, случилось что.
– Да нет, ничего не случилось. Просто надо было съездить в Москву. А потом задержались. Ты проходи.
– Да я на минутку. Посмотреть хотела – не появился ли ты.
Глаза ее просили прощения. Заранее.
– Что, опять Никита не спит? – сказал я.
– Мы, наверное, тебя заколебали.
– Да нет, все нормально. Подожди, я сейчас приду.Только закрою дверь.
Увидев меня, мальчишка сразу же убежал в свою спальню.
– Что же ты солдатиков на ковре оставил? – сказал я, входя следом за ним. – Своих не бросают. На вот, возьми.
Он протянул руку и взял у меня своих человечков.
– Спасибо.
– Давай скорее ложись спать.
Он стянул с себя штаны и рубашку и быстро нырнул в постель.
– А ну-ка хватит вертеться, – сказал я через минуту. – Чего ты там хихикаешь?
Из-под одеяла появился один глаз. Потом другой. Темные, как две сливы.
– А я знаю.
– Что ты знаешь?
– Знаю-знаю.
– Да что ты там знаешь?
– Что ты не страшный. Это у тебя просто такое лицо.
– Так, ну-ка быстро спать! А то позову… позову твою маму.
Он снова хихикнул и спрятался под одеяло.
– Не уйду, пока не уснешь.
Еще через пять минут я заметил на столе лист бумаги. Рядом лежал карандаш. Когда вошла Ольга, я уже почти закончил.
– А чье это лицо? – сказала она. – Как будто знакомое.
– Мое, – сказал я и положил карандаш.
Никита громко сопел под одеялом.
