смеющиеся детские глазки, незабудками ласково манит к себе. Негой и весенним теплом веет кругом. Человеческое горе, муки, голод, холод, бесправие, ад угнетения и рабства, созданный в России - все куда-то пропало, как-то исчезло. Жизнь кажется такой красивой, такой манящей. Даже жандармы притихли, очарованные картиной.
Мучительно, неудержимо тянет туда - на волю. В сердце прокрадывается боль. Какая-то щемящая тоска давит грудь. Думы - {20} какие-то тяжелые, неопределенные: не то неясные обрывки воспоминаний детства, не то мутные клочья туманного и тревожного будущего. Из груди вырывается не то стон, не то вздох. Тело вздрагивает, лязг цепи приводит к действительности. Жандарм уныло и как бы безнадежно машет рукой: э-э-эх, жизнь ты каторжная! ...
Но впечатления и настроение меняются быстро. Завтра утром должны прибыть в Петербург. Неужели так и доедем? Неужели ничего не случится? Мысль лихорадочно начинает работать.
Бежать! Во чтобы-то ни стало бежать! Создаешь план побега.
Ночью офицер устанет, будет сидеть в коридоре. Жандармов можно будет опоить. На подъеме выскочить в окно. А кандалы? Разорвать рубаху, обернуть, чтобы не звенели, захватить шашку, в лесу сбить заклепку.
Ручные кандалы? Мылом! Надо захватить с собой мыла, хорошо намазать кольца - должны слезть. Все обдумано, все предусмотрено. Унылое настроение, навеянное весенней негой, как рукой снято. Грудь дышит высоко и сильно. Летаешь мыслями бог весть куда. Обнимаешь свободу...
{21} Только бы ночь скорее настала ! Ждешь ночи...
...........................................................................
....................................................
Поезд останавливается на какой-то маленькой станции. Проходит начальник в красной шапке. Манит рукой к окну. Всматриваюсь - дрожь пробегает по телу.
- Михаил, это ты? Как ты здесь?
- Тише! Будь готов! Чтобы ни случилось на этом перегоне - не тревожься. Когда услышишь : 'у нас цветы' - следуй за ними: это наши. Прощай! Скоро увидимся!
- Постой, бога ради, Михаил, объясни, как ты здесь? И почему ты в форме начальника станции? Что все это значит? Как вы так быстро сорганизовались?
Я припал к стеклу, но Михаил, сделав предостерегающий знак рукой, отходить от вагона и дает сигнал к отходу поезда. Сердце бьется, точно в груди молота стучат.
Поезд ускоряет ход, потом летит с невероятной быстротой - очевидно спуск. Потом замедляет ход. Вдруг - что за чорт! Вагон катится назад! Катится с легкостью и бесшумно, как будто оторвавшись от поезда. Через несколько минут замедляет ход. Слышны голоса и команда : шашки-и-и вон ! Лязг шашек. В коридоре слышен зычный {22} голос. 'Кто тут начальник конвоя? Почему начальник конвоя не на месте?'
Жандармы вскакивают, протирают глаза, будят дежурного офицера. К купэ подходит грозный жандармский генерал и обрушивается на дежурного.
- Так это вы так исполняете свои обязанности? Это вы так конвоируете государственных арестантов? - Офицер пытается заспанным голосом что-то объяснить.
- Молчать, когда с вами начальство разговаривает! Да знаете ли вы, что злоумышленники отцепили вагон и готовились отбить вашего арестованного, и только благодаря распорядительности моего адъютанта мы сумели разогнать шайку !
Я прислушиваюсь, ни жив, ни мертв. 'Готовились отбить арестованного!' Так вот оно что! И все провалилось! Бедный Михаил! Знает ли он уже?
- Вы ваших людей всех знаете? - рычит генерал.
- Так точно, ваше пр-во, люди надежные.
- Надежные! Тут без измены не обошлось. Вы все будете отданы под суд! Осмотреть у арестанта кандалы!
Осматривают - кандалы целы.
{23} - Господин ротмистр, смените старый конвой нашим! Поставьте двойную охрану.
В купэ вваливаются жандармы с обнаженными шашками. Офицер что-то пытается говорить, но генерал снова набрасывается на него, грозить судом, расстрелом. Дверь купэ закрывается. Один жандарм наклоняется ко мне, целует в лоб и шепчет: 'у нас цветы'. Двое поднимают на руки, подают через окошко стоящим снаружи жандармам, кому-то сидящему верхом на лошади, кладут на кольни, и мы мчимся.
- Узнаешь? - шепчет знакомый голос.
- Ты! Михаил!
- Тише! опасность еще не миновала.
Несемся с быстротой молнии. Вдруг - крики, ружейная пальба.
- Прячься в кусты, - шепчет Михаил, спуская с лошади. Лошадь, раненная пулей помчалась, как бешеная. Вслед за ней пронесся отряд, продолжая стрельбу. Стало тихо. Мы поднялись и углубились в лес. Кандалы мешают двигаться а сбить не удается. Начинает светать. Руки и ноги сбиты, отовсюду сочится кровь. Томит страшная жажда. Михаил с трудом меня поддерживает. Невероятная тоска охватывает меня.
- Не дойти, друг! Чувствую, что не дойти.
{24} - Скоро, скоро ! Еще немного - и мы у цели, - успокаивает Михаил.
Вдали виден домик. С трудом добираемся. Ореховые деревья, стеклянная веранда.... что такое? Да ведь это наша дача! ... Из комнаты женский голос 'Где он? где он? Да пустите же меня к нему!'
- Мамочка! Ты! Боже мой, я с ума схожу! Да что тут делается? Как я попал сюда?
- Я, я ! Дитятко мое ! Теперь уж мы не отдадим тебя!
Горячие объятья сжимают меня ....
...........................................................................
....................................................
- Панич! Да вставайте же, скоро приедем! Что вас никак не добудишься! ворчал дежурный жандарм.
В окно било веселое, ясное утро. Мы подъезжаем к Петербургу. Офицеры разодеты в парадную форму. Серебро эполет красиво оттеняла лазурь мундира.
Сборы недолгие. Настроение, навеянное сном, быстро переходит в другое боевое. Близость встречи с 'ними', с 'Петербургом' подмывает: схватка близка и последняя схватка! Впереди рисуется процесс, - первый большой процесс социалистов-революционеров. Народу набрано много и народу хорошего. Все знакомцы {25} и друзья. Мы 'им' покажем, как воюют! Бодро, весело глядишь вперед. Первый процесс для революционера - это как первый бал для шестнадцатилетней девушки. Нужды нет, что первый же часто бывает и последним, что впереди виселица: идешь, как на бой, как на праздник. . .
Глава IV.
В таком настроении с большой помпой был доставлен в Жандармское Управление. Ввели в какую-то комнату. Посередине стул: для 'бенефицианта'. Кругом жандармы. Расположился, жду, что из этого выйдет.
Удивительно в Петербурге вежливый народ! Только к ним приехал, а уж тебе сейчас готовы честь и всяческое уважение оказать. Началось представление депутаций: от корпуса жандармов, министерства юстиции, министерства внутренних дел и пр.
Кандалов не снимали. Для фотографии позировал в ручных и ножных.
- На допрос !
Громыхая кандалами, нарушая общественную тишину и спокойствие, пробираюсь в 'допросную'. Жандармский генерал и очаровательный {26} Трусевич - тогда товарищ прокурора судебной палаты по секретным делам, ныне волею божией директор департамента полиции. Старый знакомый, но не скажу, чтобы приятный.
- Ваша фамилия - Г.?
- Вам лучше знать. Чем могу служить?
- По закону (! !), - арестованному в течение 24-х часов должны предъявить обвинение. Угодно будет вам назвать себя?
- Нет-с, не угодно. А вот, не угодно ли будет 'представителю закона' объяснить арестованному, почему его арестовали агенты, не знавшие его?
- Техника ареста подлежит ведению охраны: мы об этом ничего не знаем. Вы привлекаетесь по
