4. Начало сочинения исторических трудов в более широком смысле, в смысле объединения материала, извлеченного из Сиры, упомянутых выше трудов и других источников, в связное историческое повествование, относится к середине III/второй половине IX в. Самый ранний компилятор - Ахмад ибн Йахйа ал-Ба-лазури (ум. в 279/892 г.) продолжает 'классическую' традицию; он учился и у Ибн Са'да и у ал- Мада'ини, и оба его дошедших до нас труда доказывают влияние этих последних, а также свойственную его времени склонность к критике в ее лучшем виде. Однако характерной формой исторического труда на этом этапе была всеобщая история, где в качестве введения к собственно мусульманской истории дается более или менее подробный обзор всемирной истории от сотворения мира. Эта концепция не нова: путем добавления истории мусульманской общины и более широкого охвата доисламской истории она скорее расширяет идеи, которые лежат в основе труда Ибн Исхака. Следовательно, всеобщая история в настоящем смысле не является всемирной, ибо история других народов, начиная с момента возникновения ислама, для ее автора не представляет дальнейшего интереса.
Именно в это время в основное русло арабской историографии впервые, если не считать труда Хишама ал-Калби, входит персидская историческая традиция, хотя персидская 'Книга царей' (Худай-наме) более чем за сто лет до этого была переведена на арабский язык Ибн {128} ал-Мукаффа' (ум. около 139/756 г.). Как было сказано, материал, заимствованный из иудейских и христианских легенд под видом толкования Корана, давно проник в арабские исторические сочинения, которым это не совсем пошло на пользу. Влияние персидской традиции оказалось столь же неблагоприятным. Прирожденное легковерие и романтизм арабских преданий о прошлом, проходя школу у науки хадиса, приобретают известный эмпиризм и уважение к нормам критики, представляющие непременное условие для всякой подлинной историографии; но как только историческая наука покидала область мусульманской истории, снова, как и прежде, становилось трудно отличать исторические элементы от легендарных и полулегендарных, а вместе с тем опять появилась склонность принимать на веру любой попавший в руки материал. Теперь эта тенденция усиливалась еще и характером источников, откуда арабские компиляторы черпали свой материал по древней истории Ирана и других стран. Та же Худай-наме в своих ранних частях состояла из рассказов о мифических персонажах, из благочестивых рассуждений, авестийских легенд и реминисценций романа об Александре; даже в повествовании о сасанидском царстве подлинное историческое предание нередко тонуло среди эпических и риторических элементов **. В то же самое время возрождение изучения греческой литературы через посредство сирийских переводов вызвало интерес к иудейско-христианским и греческим древностям. Однако источники, которые должны были удовлетворить этот интерес, не всегда стояли выше Худай-наме, например среди них было сирийское сочинение под названием 'Пещера сокровищ' (Me'арат газзе).
______________
** См. Th. Noldeke, Das iranische Nationalepos, 2. Aufl., Berlin-Leipzig, 1920.
Из этих источников и был почерпнут материал, который такие компиляторы, как Абу Ханифа ад-Динавари (ум. в 282/895 г.) и Ибн Вадих ал-Йа'куби (ум. в 284/897 г.), сделали достоянием мусульманской историографии. Однако интересы ал-Йа'куби настолько обширны - они охватывали даже северные народы и китайцев, - что его труд следовало бы назвать исторической энциклопедией, а не всеобщей историей. К этому же {129} типу принадлежит 'Книга заметок' (Китаб ал-ма'ариф) традиционалиста Ибн Кутайбы (ум. 276/889 г.), а в следующем столетии - дошедшие до нас исторические труды Хамзы ал-Исфахани (ум. около 360/970 г.) и ал-Мас'уди (ум. около 345/956 г.). Ал-Мас'уди по праву может считаться одним из самых крупных арабских историков; однако утрата более обширных его сочинений, по отношению к которым сохранившиеся представляют собой их сокращения, затрудняет возможность составить точное представление о его методах. Из подобных трудов явствует, что в арабскую историографию проник новый духовный элемент, который мы могли бы определить как жажду знания ради знания. Весьма знаменательно, что такие авторы, как ал-Йа'куби и ал-Мас'уди, были не только историками, но также и географами, добывшими свои познания главным образом в результате больших путешествий. В этом достижении арабской историографии мы, вне всякого сомнения, можем проследить влияние того наследия эллинистической культуры, которое в течение II и III/VIII-IX вв. проникало во все области духовной деятельности мусульманского мира. Правда, в историографии это влияние дальше не пошло, но возникшая таким образом связь между историей и географией поддерживалась рядом авторов вплоть до османского периода.
Однако таких чужеродных элементов лишена - за исключением раздела об истории Ирана - знаменитая 'История пророков и царей' Мухаммеда ибн Джарира ат-Табари (ум. в 310/923 г.), труд, в котором классическая историческая традиция достигла своего апогея. Ибо ат-Табари прежде всего традиционалист и своей 'Историей' он хотел дополнить составленный им 'Комментарий' к Корану, приведя в ней мусульманские исторические предания с той же полнотой и критичностью, с какой он это сделал в первом труде. В том виде, в каком она дошла до нас, эта книга представляет, по-видимому, сокращенную редакцию первоначально намеченного объема, но в то время как в 'Комментарии' критический подход автора совершенно отчетлив, в 'Истории' он затушеван. Ее недостатки характерны для сочинения традиционалиста: в ней отдается предпочтение псевдоисторической компиляции Сайфа, например, перед ал-Вакиди из-за подозрений, которые питали к этому последнему {130} мухаддисы. Но этим недостаткам следует противопоставить несравненное достоинство труда в целом, по своей авторитетности и полноте ознаменовавшего конец целой эпохи. Никогда больше ни один компилятор не брался заново собирать и исследовать материал по ранней истории ислама; он либо брал его у ат-Табари- иногда с дополнениями из ал-Балазури - либо начинал, с того момента, на котором ат-Табари остановился.
В то же время бедность последней части труда ат-Табари явилась предупреждением о недостаточности чисто традиционалистического подхода к истории. В качестве авторитетов в области политической истории бюрократическая организация управления выдвинула чиновников и придворных, оттеснив людей религии на задний план. Также и по этой причине III/IX век знаменует конец определенного периода в развитии арабской историографии.
Б. Получив признание как самостоятельная наука, историография вступила в период быстрого развития; количество исторических трудов между III и VI/IX-XII вв. достигло таких размеров, что здесь можно дать лишь краткий обзор основных направлений.
1. Уже в III/IX в. провинциальные ученые начали собирать местные исторические предания. Не считая 'Истории Мекки' ал-Азраки, которая по существу относится к литературе сиры, самым ранним трудом по истории провинций является история Египта и завоеваний на Западе, составленная 'Абд ар-Рахманом ибн 'Абдаллахом ибн 'Абд ал-Хакамом (ум. в 257/871 г.). Следует отметить, что этот труд содержит тот же характерный материал, что и вышеупомянутые труды по всеобщей истории, однако ему недостает присущей этим последним критичности. Завоевания изложены на основе мединской традиции и далеко не достоверных местных преданий; вводная часть основана не на подлинных египетских материалах, а преимущественно на еврейских источниках и арабских преданиях в передаче мединской школы. Такое же некритическое объединение легенд с более или менее подлинными преданиями находим в приписываемой 'Абд ал-Малику ибн Хабибу (ум. в 238/; 853 г.) ранней истории мусульманской Испании и в энциклопедии южноарабских древностей (ал-Иклил), составленной ал-Хамдани (ум. в 334/945-46 г.). Более трез-{131}выми и реалистичными были, вероятно, местные истории различных городов, написанные в течение III/IX в.; они, за исключением одного тома 'Истории Багдада' Ибн Абу Тахира Тайфура (ум. в 280/893 г.), до нас не дошли. В последующие столетия появилось еще больше местных хроник, принимавших обычно форму либо биографического, либо исторического труда, в зависимости от того, какого рода событиям уделялось главное внимание. Дошедшие до нас исторические хроники, например хроники ан-Наршахи, Ибн ал-Кутийи, 'Умары и Ибн Исфандийара, хотя и не всегда лишенные романтического элемента, часто представляют значительный интерес благодаря содержащемуся в них ценному материалу, не вошедшему в более обширные исторические сочинения. Поскольку и по стилю и по методам изложения эти хроники, как правило, сообразуются с нормами, характерными для данной местности и для данного времени, мы здесь исключаем их из дальнейшего обзора. Однако следует отметить, что они составляют отнюдь немаловажную часть мусульманской историографии и на арабском и на персидском языках.
2. Со второй половины IV/X в. тем не менее трудно проводить грань между общей и провинциальной историей. Отныне основным видом исторического сочинения являются современные анналы, часто предваряемые кратким обзором всеобщей истории. В этих анналах интерес и осведомленность автора не остаются больше 'всеобщими'; каждый из них ограничен пределами области, в которой он живет, и редко бывает в состоянии заниматься событиями, происходящими в других, более отдаленных местностях.
