- Что сделаешь, ежели жизнь такая наступила... И мне не легче, родимый. Вот перестройка закончится, тогда, возможно, и вздохнем по-человечески, тогда не до нечистой силы будет. А материальчик из газеты у меня в приемной будет лежать. Пускай твоя секретарша заберет...
Степанчук положил трубку, послышалось пи-пи-пи...
Грабковскому ничего не оставалось, как тоже положить трубку на рычажки. Он, тяжело вздохнув, снова взглянул на аспиранта, который так и не думал садиться. И тут мелькнуло, будто кто-то подсказал: 'А что, если этого орла послать в Березово на расследование?' И сразу же кто-то грозным басом вице-президента предупредил: 'Пошли, пошли... Будет тебе то же самое, что и директору Института биологии. Этот тебе точно нечистую силу найдет и в институт притащит. Вот тогда ты у меня как свои уши увидишь и пенсию- персоналку, и дачу за казенный счет... Ты у меня и до пенсии не досидишь, не сомневайся, голуба...'
- Давай, братец ты мой, мы с тобой на той неделе все до конца договорим. Только ты мне рукопись, главное, рукопись на стол положи. Здесь вот, - Грабковский кивает пальцем на пока молчаливую черную трубку телефона, - сам слышишь, какие проблемы словно из мешка сыплются. Плановые темы горят синим пламенем, а я людей на фокусы разные вынужден отрывать.
- Будет рукопись, Алесь Андреевич, обязательно принесу, - гарантирует повеселевший, обнадеженный аспирант и, даже не протянув руки на прощание, быстро выходит из кабинета.
'Наверное, сегодня же в конце дня он мне на стол этот критический очерк бухнет', - подумал Грабковский, глядя на прямую спину аспиранта. И сразу же тот невидимый умник, которого уже не раз приходилось слышать Грабковскому, снова подсказывает: 'Рви ноги, быстрее на пенсию смывайся, коли пожить еще хочешь...'
Грабковский нажал кнопочку вызова. В кабинет вплывает секретарша пожилая женщина, вместе с которой Грабковский работает много лет.
- Зина, - по-свойски, как жене, говорит Алесь Андреевич, - позови-ка заведующего первой лабораторией. И забери в приемной у Степанчука один материал.
- Хорошо, - говорит секретарша и, по-матерински взглянув в красное, вечно блестящее лицо Грабковского, добавляет: - Что-то неважно ты выглядишь, Саша? Не заболел?
- Тут и поболеть некогда. Наплодили гениев на свои головы - не знаешь, куда от них деваться. В могилу живьем загонят... Денечки покатились. А тебе что, веселее? - жалуется Грабковский единственному во всей академии человеку, которому он может довериться.
Глава шестая
Леночка Адамкина и Анжела Замостииа
представительницы нового высокоинтеллектуального
поколения. Поездка в Березово. Телевизионщики
из программы 'Взгляд'.
Интервью с Любой Круговой.
Неожиданное нападение на москвичей.
Что творится на свете: страх и растерянность...
Возвращение. Новые загадки.
Ежели Илье Павловичу Грушкавцу не посчастливилось иметь влиятельных, при высоких должностях, интеллектуальных номенклатурных родителей, да и с местом жительства, как он считал, ему не повезло, то Леночке Адамкиной, казалось, счастье само в руки плыло: Она родилась в семье литературного критика и публициста Адамкина. Да-да, того известного Адамкина, которого побаивались и с которым заигрывали как маститые литераторы, так и прижизненные классики, не говоря уже о зеленой молодежи, которая хвостом таскалась за своим учителем. Многие из них так и называли Адамкина Учитель...
Именно Адамкин, а не кто иной, был настоящим законодателем модных литературных споров, дискуссий, не кто иной, а именно Адамкин ввел в литературную жизнь понятие суперинтеллектуализма современной городской прозы. Как и положено настоящему исследователю, Адамкин ежегодно открывал в литературном процессе все новые и новые течения и направления, которых до этого никто не видел и не чувствовал, ни коллеги-критики, ни тем более сами творцы... Вообще, если говорить откровенно, только благодаря мучительным титаническим усилиям Адамкина современная литературная жизнь в глазах общественности имела более-менее ассоциативные формы. Бывало, о литературной жизни Адамкин говорил, как о полноводной реке, в которой, как и во всякой реке, имеются глубинное течение, отмели. После дней или декад литературы в закавказских республиках Адамкин сравнивал литературный процесс с горным массивом, одни литераторы у него были подобны Казбеку или Эвересту, другие - невысокому холму, на котором могла топтаться каждая овца... Если же Адамкин долгое время не выбирался из республики, он начинал чахнуть и чернеть и сравнивал литературный процесс с буреломным лесом, в который давно не заглядывал с топором хозяин-критик...
Еще с детства, годиков с трех, Леночка удивляла людей своими познаниями. Приходили, например, к Адамкину коллеги-критики. Только-только за стол усаживались, сразу же к ним топала с толстенной книгой в руках четырехлетняя Леночка, неторопливо спрашивала: 'Папочка, а чем отличается психологическая проза Репкина от аналитической прозы Землевого?' Гости после этих слов только ртами хавкали от удивления, а Адамкин спокойно говорил: 'Погоди, дочурка. Вот мы разговор закончим, а тогда я тебе все объясню. Вместо вечерней сказки все расскажу'. Леночка отходила, и кто-либо из гостей, более смелый, с тихой завистью спрашивал у Адамкина: 'Она у тебя что - уже читает?'
- С двух лет начала, - спокойно и как-то безразлично отвечал Адамкин. - А с трех на английский перешла. Сама. Я и не заставляю. Однако ведь не ради моей дочери мы сегодня собрались. Давайте лучше о наших делах поговорим. Так кто у нас последний роман зафуговал? Какая, вы говорите, у него концепция?..
И дальше уже, как по маслу, начинался профессиональный разговор, который обычным смертным нельзя было понять, ибо там через слово звучало: концептуальность, психологизм, аналитизм, европейское мышление, провинциализм, ассоциативность формы и содержания и, конечно же, венчал все суперинтеллектуализм, к которому мало кто из творцов мог дотянуться.
Потихоньку, вдохновленные идеями и концепциями Адамкина, коллеги-критики приходили к единственно верному выводу: если исчезнут, пропадут они, их труды, то сразу же исчезнет и литература. 'Я вам скажу, говорил Адамкин, завершая, - настоящий критик из литературы создает свою реальность, которая не только объясняет читателям художественное произведение, но и жизнь вообще. Литературное произведение для нас должно быть всего лишь материалом, почвой, в которую мы высеваем свои вечные мысли...'
Как и многие дети интеллигентных родителей, Леночка, закончив школу, сразу же отправилась топтать и расширять тропки и дороги, проложенные отцом: поступила на филфак университета, закончила его и вот уже третий год работает в академическом Институте литературы.
Как-то само собой вышло в этой сложной городской жизни, что Леночка Адамкина еще с детства дружила с детьми таких же высокопоставленных родителей. Они создали замкнутый круг, куда посторонним было не попасть... Лучшая подруга Леночки Анжела Замостина - дочь известного физика, доктора наук Замостина. Анжела закончила физико-математическую школу, физфак университета и сейчас работает в Институте физики младшим научным сотрудником. Все, кто близко знал Леночку и Анжелу, кто более-менее разбирался в городской жизни, не сомневались: впереди у Леночки, как и у Анжелы, были аспирантура, кандидатская...
В тот вечер, когда Анжела Замостина позвонила по телефону Леночке и предложила развеяться - съездить в одну интересную командировку, - в тот вечер Леночка грустила. Она смотрела новую кассету, привезенную отцом из заграничной командировки. Перед ее глазами всеми цветами радуги сияла фантастически-сказочная жизнь людей при загнивающем империализме. Однако на душе у Леночки, как мы уже заметили, были сущие потемки...
По правде говоря, для грусти у Леночки были основания. Этим летом ей стукнуло двадцать четыре. Одноклассницы-бездипломницы, которые еще с восьмого класса по подъездам шастали, давно повыходили замуж, успели родить детей, многие уже, разведясь, словно практику прошли, по второму разу замужем, а вот она, отличница... С кем сойтись Леночке?..
Конечно, не с этими, которые, не имея высшего образования, без долгих рассуждений о литературе и искусстве, сразу же, с первого вечера, пускали в ход свои руки... Но с кем же тогда? Толковых ровесников порасхватали еще на первых курсах - у них, бедных, и молоко на губах не успело обсохнуть, как их захомутали эти... прошедшие практику в затемненных подъездах и парках, в турпоходах... С кем еще сойтись
