Врываюсь я домой. Все вверх дном. Отец ее, ныне покойный, генеральную уборку устроил.
Вдруг откуда-то из кухни кто-то несется в длинном, до пят, халате:
- Вовка приехал! Вовка приехал!
И прыгает до потолка.
И так она весь вечер песенку пела: 'Вовка приехал, Вовка приехал'. И прыгала.
Наташка тогда веселенькой была.
***
И еще я помню жару в Ташкенте. Солнце припекало, наваливалось на плечи.
Зашел я в чайхану. Старики сидят, чай пьют. И я взял чашку.
- Сахар, - спрашиваю, - есть?
- Сахар нет. Кампэт есть!
Конфеты как конфеты. На столе газеты лежат за позапрошлый месяц и брошюры по санитарной гигиене. В динамике музыка их восточная играет. Душно.
Сижу, пью чай. Прикидываю: дескать, если убрать радио и газеты - всё как сто лет назад.
Потом отправился в старый город, по улицам его узким блуждал. Плутаешь между белых глиняных заборов, кружит тебя, кружит и все больше проникаешься ощущением, что ты в прошлый век попал, а может, и в позапрошлый. Но вдруг дыра в заборе, а во дворе - новенькая 'Волга'. На углу надпись прочтешь: 'Улица Революционна Куча. Дом № 1'. И самое главное - школьники разом целой ватагой появляются. Портфелями дерутся. Современные ребятишки. О футболе говорят.
Рассказывают, что не хотели старики в новый район Чиланзар переезжать. Тут у них и дом и сад. И привычно. Не желали, и все, хоть земля трясись!
И затрясло.
Только змеи, ящерицы и прочая древняя нечисть еще за сутки из щелей и нор повылезали. Значит, каждая нечисть свой особый прибор имеет. Старый, тысячелетней давности, да поточнее наших, новейших. Ведь какое землетрясение поймали! И как положено, за двадцать четыре часа предупреждение давали. Штормили.
Что мы знаем об этом? А беремся погоду предсказывать.
Нет теперь старого города. А может, его и не было. И тебя там не было.
***
Но я помню... Что ты помнишь? А если тебе все приснилось? Или просто в кино увидел?
Помнишь, ученый в Якутске сказал: 'Способный вы человек, Мартынов, да ветер в вашей голове. И никакой самодисциплины'.
Но ведь это я в Амдерму летел! Это я, Мартынов, погоду у Балтики ждал! Это я к Наташке торопился! И по старому городу я сам ходил! Это моя жизнь! Ее же не придумаешь!
Придумывают. Большие есть на это специалисты.
И еще неизвестно, что такое 'ты сам'.
***
Этикетка на коробке: 'Универсальный стиральный порошок'. Намек на мою жизнь?
Что осталось от нас самих? И были ли мы когда-нибудь сами собой? Что значит 'ты сам'?
Некоторые свойства характера, перешедшие к тебе от отца с матерью, смесь генов, наследственность?
Какие-то навыки, привычки, выработанные тобой в детстве?
Анализ мыслей и наблюдений, то есть то, что ты замечал в обществе, в людях, в природе, причем казалось, это видишь один только ты?
Определенные знания, усвоенные во время учебы и работы?
Так называемый золотой запас детства и юности.
А не растранжирил ли ты свой небольшой капитал на карьеру, на какой-то минимальный успех, на создание семьи?
Ведь за все надо платить. Может, ты уже пуст?
Нет тебя самого, понимаешь? Есть стандартная начинка:
профессиональная подготовка (ты приработавшаяся часть хорошо налаженной машины, - если не винтик, то колесико, рычаг);
житейский опыт (типичный для твоих сверстников. Тебе, естественно, он кажется исчерпывающим);
информация (несколько большая, чем у большинства твоих сограждан, но меньшая, чем мог бы сам получить при желании, - а в общем, такая же, как и у всех людей твоего круга);
некоторые пространные рассуждения обо всем (характерные для твоих друзей и знакомых. Собираясь, вы говорите об одном и том же - одно и то же всякий раз. С человеком, который думает иначе, тебе разговаривать неинтересно);
обрывки разных цитат и мыслей из книг;
старые песни;
старые анекдоты;
номера телефонов;
интимные истории (нечто подобное случалось и с твоими друзьями);
огромное количество образов, сцен, ситуаций из всех кинофильмов, театральных постановок, и особенно из телепередач (всесильный телевизор! Речи и музыка, лекции и драмы, футболисты, хоккеисты, артисты, фигуристы перешли в твою голову из голубого экрана. Они часть тебя самого. Это - как наркотик. Ты не можешь без них).
Где же ты сам?
***
Тротуары Певека- длинные деревянные короба, где спрятаны трубы теплоцентрали - скользкие, обледенелые тротуары, с которых человека сбрасывают резкие порывы ветра, - ты ходил по ним? И маленькая комнатка на втором этаже здания барачного типа, а в комнате железная кровать, венский довоенный стул, и приемник на полу, и надписи на стенах, - все кому не лень изощрялись. Ты там жил?
Было такое дело.
Ночью товарный состав медленно громыхает по мосту через Обь. Кто притаился на подножке, вцепившись в поручни и жмурясь при свете очередного фонаря? Это не ты ли возвращаешься с приятелем кратчайшей дорогой в город?
Было, братцы.
А море Охотников штормит, бьют волны с правого борта. Пена пузырится на палубе, ныряем мы, ох как ныряем носом. Море вдруг над твоей головой оказывается, а потом опять в небеса летишь. И вот оседает, оседает посудина, по корме, как по бульвару, буруны гуляют, матросики на мостике жмутся, капитан в мегафон орет. И всплывает, всплывает серая, как смерть, подводная льдина...
Стоп! Начало твое. Ходил ты по морю Охотников. А конец из какого-то фильма, а может, сразу из нескольких.
Освещенное окно. Там твою любимую девушку обнимает чужой мужчина. Гаснет свет. Шумят черные деревья. Ты стучишься в немое стекло и видишь, что к нему, с той стороны, прилипло чье-то лицо.
Нет, Мартынов, это не твои дежурства у Ириного дома, это 'Земляничная поляна' товарища Бергмана.
'На этом наш оркестр свое выступление по программе заканчивает!' И все начинают деловито складывать ноты, и администратор верхний свет тушит. Но кипит, кипит жизнь в ресторане, еще не допили, еще толстые бабы в вечернем панбархате свое не отплясали - рано им сдаваться на милость кавалеров, которые небось по три пятерки уже выложили. И бегут, бегут мужики, трешницу суют, гуляют, их душа 'Одесский порт' требует, а потом и 'Моего Васю'. Сделаем, ребята, сделаем. Но ты уверен, что если пройдешь ресторан насквозь - не очутишься ли в маленьком баре? А у стойки парень стоит в темных очках, и лицо его очень знакомо. Может, в школе вместе учились? Да нет. У него за пазухой маузер, и разговаривает он со своим приятелем, и зажигают они спирт в стаканах, в память друзей, что погибли в лесных отрядах.
Парад-алле открывает фокусник с неподвижным белым лицом. И идут, идут под прекрасную музыку
