– Дипломат с кодовым замком, он заперт, код я не скажу, он тебе не понадобится. Он должен гореть! Он из пластмассы... Облей его бензином... У меня в гараже канистра. Ключ от гаража на рогах в прихожей... Но если он не загорится – разбей его и сожги все, что там внутри. Не смотри внутрь и не подходи близко. Возьми с собой топор в лес чтобы разбить если не сгорит... У меня в коридорном шкафу с инструментами топор... Пепел закопай. Возьми лопату. У меня нет лопаты. Возьми что-нибудь! Закопай топором. – Егор перевел дыхание, – Запиши – канистра в гараже, топор в шкафу. Пепел закопать. Запиши!
Я послушно заскрипел авторучкой.
– Сделай это сегодня же! Обещаешь?
Я посмотрел на часы.
– Егор, уже четыре. Я не успею съездить в лес, можно я это сделаю завтра?
Егор молчал с закрытыми глазами, и я уже испугался что он потерял сознание, но он заговорил:
– Хорошо, завтра утром рано. Но у тебя уроки... Витя, отпросись с уроков, съезди в лес! Это быстро, возьми мой «Форд».
– Ты же знаешь, что я не умею водить машину.
– Ах да. Почему? Ну съезди на электричке, куда-нибудь на «полтинник», помнишь как мы ходили в поход классом?
– Помню...
– Я может быть протяну до полудня, я должен знать что он уничтожен! Я сам не успел... Я ничего не успел... На обратном пути заскочи ко мне хоть на секунду, я должен напоследок быть уверен, что больше никто не раскусит эту ампулу с ядом! Но возьми его сегодня, запиши!
Я снова открыл блокнот и почему-то записал: «я должен знать что больше никто не раскусит эту ампулу с ядом». Егор снова схватил свой пакет и судорожно дышал в него. Простыня на груди ходила ходуном и в такт ей раздувался пакет. Казалось, будто какой-то темный и гулкий дух перекачивается из Егора в пакет и обратно. Наконец Егор оторвался от пакета.
– А съезди за ним сейчас, пусть он хотя бы лежит у тебя. Может мать Инги из Владивостока приехать. Хотя у нее нет ключей... Но все равно!
У меня стали появляться смутные подозрения.
– Егор, а он не опасен? Он не взорвется? Там нет инфекции или твоих ядов? Ты что-то сказал про ампулу с ядом?
Очевидно Егор вдруг подумал, что я побоюсь подойти к дипломату, и он быстро заговорил:
– Это в переносном смысле. Он совершенно не опасен, если в нем не копаться! Заметки, рукописи, аудиокассеты... Они не причинят тебе вреда, они внутри...
Я послушно записал: «рукописи и кассеты не причинят вреда».
– А он при горении ничего не... В смысле в окружающую среду...
– Исключено.
Шли секунды, Егор лежал неподвижно. Наконец я решился:
– Егор, а Инга умерла от... – я замялся.
– От того же. – перебил меня Егор. – Но это не заразно, это мозг. Просто по его команде отключаются все органы – обычно начинается с легких и ими же как правило заканчивается. Инга умерла быстро, за два дня. У меня по другому, сначала сердце и почки, ну и легкие тоже. Медленно, вот уже полгода... В четверг будет полгода, если дотяну. У меня был иммунитет... Я думал что у меня иммунитет, я думал что нашел противоядие... И Инга... Но оказывается только оттянул, на время... И весь наш отдел думал... Их уже нет, я последний... Я уничтожил, только дипломат хранил до последнего, идиот, жалко было уничтожить... Никто не узнает, даже в отчетах ни слова... – Егор пару раз судорожно зевнул и снова припал к своему пакету.
Я удивленно смотрел, и Егор на секунду оторвавшись от пакета произнес не то поясняя, не то оправдываясь:
– Дышать в пакет помогает, когда там чеснок. Вдох-выдох, вдох-выдох. Это от других заклятий, но от моей болезни тоже помогает, не знаю почему. Шаманы Ургендо вместо пакета используют плавательный пузырь... – Егор глотнул и закашлялся. – да впрочем тебе это не интересно.
Все-таки Егор остался самим собой – даже сейчас он был готов рассказывать про свою Африку. Постепенно я стал понимать в чем дело – в своем отделе они создали какую-то смерть, но как бы выведать у Егора в чем тут дело и как она передается?
– Егор, это яд? Или излучение?
– Это ни то ни другое. Это хуже, это просто смерть.
– Так не бывает. – потупившись произнес я.
– Не бывает. – согласился Егор, – Это магия. Заклятие.
– Заклятие? – я опешил.
– Заклятие духов тела. – медленно на выдохе проговорил Егор и на миг в палате наступила гробовая тишина.
– Оно произносится? – спросил я чтобы что-то сказать. Слишком уж нелепо все выглядело.
Егор не ответил, и я спросил снова:
– Слушай, но ведь ты атеист? Как ты можешь верить в... Может дело в другом? Отравление? Может хороших докторов?
– Да при чем тут... – досадливо сморщился Егор, – И каких докторов? Ты думаешь, что в этом стеклянном сортире за двумя проходными плохие доктора? В лучшем военном госпитале страны плохие доктора?
– Но заклятие – как-то это...
– Да это никакое не заклятие, это название. Разработка так называлась – «заклятие духов тела». – Егор помолчал и вдруг тоскливо продолжил: – Поговори со мной еще хоть пять минут, расскажи мне что-нибудь, пожалуйста, Витька...
Я растерялся. Что можно рассказать когда вдруг просят рассказать «что-нибудь»?
– Что рассказать? – спросил я.
– Ну неужели тебе нечего рассказать? Ты живешь интересной жизнью, у тебя впечатлений масса! Ты журналист в конце концов, неужели ты ничего не можешь рассказать?
Интересной жизнью... Масса впечатлений. Я дернулся.
– Егор, прекрати издеваться. Какой я к чертовой матери журналист? Я живу в однокомнатном гробу, работаю в школе, а вечерами сижу за компьютером и делаю переводы. В позапрошлом месяце у меня собиралась бывшая университетская группа – пять человек приехало, вспоминали кто где, кто женился, кто замужем. Вот самые яркие впечатления.
– Теперь я буду жить в однокомнатном гробу. – прошептал Егор, – А ты в пятикомнатном...
И я осекся. И вдруг этот ужас происходящего отступил, и я заговорил о школе. Я рассказывал ему про детей, цитировал фразы из сочинений, рассказал нашу прошлогоднюю историю про второгодника и пятиклассницу, и про то, как Казюхин нагадил под дверью бухгалтерии, про нашу зубную врачиху и про военрука. Я рассказывал долго, кажется кое-что из этого я уже ему рассказывал, но сейчас это было совсем не важно, и в конце концов Егор даже тихонько смеялся, глубоко откинувшись на подушку. Но потом вошла медсестричка и сказала, что пора. Я подошел к Егору и обнял его на прощание – я чувствовал, что его болезнь не заразна и мне не передастся. Егор цепко взглянул мне в глаза.
– Но ты не забыл? Ты обещаешь?
– Да, я все сделаю.
– Поклянись!
– Ну чем же я могу поклясться?
– Поклянись нашей дружбой!
– Клянусь нашей дружбой. – повторил я, и Егор обессилено откинулся на подушку.
Медсестричка отметила мне пропуск и проводила до первой вахты. Я прошел аллею, сразу за воротами сменившуюся березовой рощицей, и вышел к остановке автобуса, он как раз подъезжал. Через десять минут я был уже в Москве, купил в аптечном киоске пару резиновых перчаток на всякий случай, и через полчаса уже стоял на пороге его квартиры. Я без труда нашел дипломат и взял из шкафа топор. В гараж за канистрой я конечно не стал идти, понимая, что Егор перестраховался.
