И он рассказал ей. Все без утайки.
Она лежала неподвижно, устремив взгляд в потолок.
— Так, значит, это все обман, да? На самом деле я жалкая сучка, старуха-служанка, которая потихоньку гнила себе в родительском доме, пока отец и мать из сочувствия не умерли. А так как покончить жизнь самоубийством просто не хватает мужества…
— Чушь какая…
— Мне на выручку приходит отважный рыцарь, разыгрывающий из себя Бога.
— Батта, в тебе сейчас слились наилучшие черты двух миров. Ты осталась с родителями. Ты сделала это. И ты можешь продолжать жить, не помня, что они сотворили с тобой. Тебе необязательно быть такой, какой ты стала после этих лет.
— Неужели я превратилась в монстра?
Ему хотелось солгать ей, но после некоторых раздумий он решил сказать правду:
— Батта, когда я увидел тебя там, в той комнате конторы по записи колонистов, я чуть не заплакал от горя. Ты выглядела мертвой.
Она протянула руку и дотронулась до его щеки, провела пальцами по его плечу:
— И ты спас меня от участи, которую прочила сделанная мной ошибка.
— Ну, если хочешь, можно сказать и так.
— Здесь есть маленькое противоречие. Давай рассуждать логично. Женщину, решившую остаться со своими родителями, мы назовем Батта А. Батта А действительно осталась с ними, после чего, как ты утверждаешь, сошла с ума и решила отправиться в мир-колонию, дабы не дать волю собственному безумству.
— Но этого не случилось…
— Слушай дальше, — перебила его Батта. Голос ее был тих, но решителен, и он замолчал. — Батта Б, однако, решила не возвращаться к родителям. Она осталась с Абнером Дуном и попыталась стать счастливой, но собственное сознание вскоре начало давить на нее и постепенно свело с ума.
— Ничего подобного не было…
— Нет, Аб, помолчи. Ты не понял. Ничего не понял. — Голос ее сорвался. — Женщина, лежащая рядом с тобой в постели, это Батта Б. Это женщина, которая отвернулась от родителей и, следовательно, не исполнила обязательств перед ними…
— Черт побери, Батта, я же тебе сказал…
— Я не помню, чтобы помогала им. Они вдруг…, куда-то подевались. Я бросила их…
— Никого ты не бросала!
— Сейчас мне кажется, что я их бросила, Аб, и я должна с этим считаться! Ты утверждаешь, что я помогала им до самого конца, но я не помню этого, а следовательно, это не правда! Этот выбор…, этот выбор принадлежит настоящей Батте, той, которая осталась с ними. И настоящую Батту изменило то, что с ней случилось. Настоящая Батта страдала, но она прожила эти годы, пусть они стали сущим адом для нее.
— Батта, поверь мне, это было куда хуже, чем ад! Эти годы уничтожили тебя!
— Да, меня уничтожили! меня! Батту, которая поступила так, как считала должным!
— Это что, какие-то древние религиозные верования?!
Тебе предоставляется возможность избежать самоубийства, на которое тебя толкает обостренное чувство справедливости. У тебя есть шанс стать счастливой, черт тебя подери!
Так какая разница, кто есть кто? Я люблю тебя, ты любишь меня, ведь это тоже правда!
— Но, Аб, я — то, что я есть, и другой быть не могу.
— Послушай. Ты согласилась на мое предложение. Согласилась тут же. Ты позволила мне стереть последние годы.
Затем я должен был разбудить тебя и жить с тобой так, как будто тех страданий не было вовсе. Неужели ты думаешь, что я принуждал тебя к этому решению?
Она не ответила. Вместо этого она спросила:
— Перед тем как я приняла сомек, мой мозг скопировали? Меня записали такой, какая я есть на самом деле?
— Да, — ответил он, уже догадываясь, что последует за этими словами.
— Тогда введи мне сомек еще раз, только, разбудив, заложи старые воспоминания. Отошли меня в колонию.
Глаза его расширились от изумления. Он встал с кровати, окинул ее недоверчивым взглядом и рассмеялся:
— Ты хоть понимаешь, о чем просишь? «Милостивый Боже, умоляю, изгони меня с небес и отправь в ад».
— Понимаю, — кивнула она. Ее начала бить мелкая Дрожь.
— Ты обезумела. Это безумие, Батта. Ты только подумай, чем я рисковал, через что прошел, лишь бы сделать так, чтобы ты сейчас была рядом! Я преступил все существующие законы, касающиеся использования сомека…
