и наше жилище вашим присутствием. Ваш образ жизни идет вразрез с нашими религиозными убеждениями.
— Да, сэр, — сказала Скалли. — Вы можете прятаться за религиозными убеждениями, но, если вы совершили преступление…
— Меня обвиняют в совершении преступлений? — Глава Церкви Красного музея удивленно приподнял брови и посмотрел куда-то через плечи специальных агентов. — Я ни в чем не виновен.
Молдер и Скалли медленно обернулись, проследив за его взглядом, и увидели, что перед домом, на почтительном расстоянии, собрались чуть ли не все члены секты. Наверное, их созвал тот юноша, к которому Молдер обращался за подсказкой. Сектанты стояли молча, не отрывая укоризненных взглядов от вторгнувшихся в их мирную размеренную жизнь непрошенных пришельцев. Лица были в основном молодые, но Скалли заметила и нескольких седобородых старцев.
— Что ж, — вновь повернулся к Удину Молдер, — степень вашей виновности или невиновности мы можем определить и в друюм месте. — Его тон сменился с осторожно-доброжелательного на сухо- официальный: — Сэр, будьте добры, выйдите, пожалуйста, из дома. Выйдите, мистер Удин. Мы вас арестовываем по подозрению в причастности к насильственным действиям по отношению к несовершеннолетним подросткам.
Ричард Удин покорно вышел из дома и в сопровождении фэбээровцев направился к арендованному ими автомобилю.
Шериф Мазеровски заметно оживился, увидев доставленного в его контору главу ненавистной секты. Но Молдер, попросив предоставить ему отдельный кабинет, вежливо, но категорически отказал шерифу в просьбе присутствовать при допросе подозреваемого.
Молдер начал беседу с официальных вопросов.
— Как ваше имя?
— Ричард Удин.
— Это ваше настоящее имя?
— Нет. Я взял его при вступлении в религиозную организацию «Новая эра». Мое светское имя — Даг Хэрман.
— Вы по профессии врач? — Да.
— Почему вы уехали из Лос-Анджелеса?.
— Это вас не касается, — сухо ответил Удин. — В любом случае, это не имеет отношения к событиям, заставившим вас привезти меня сюда.
— А вам известно, какие события заставили нас подозревать вас в их совершении?
— Нет. Вы сами сказали, что подозреваете меня в причастности к насильственным действиям по отношению к несовершеннолетним подросткам. Ни я, ни кто-либо другой из членов Церкви Красного музея не имеют к этому ни малейшего отношения.
— Как вы можете отвечать за других? — вмешалась Скалли.
— Пути наши определяются Хозяином и Повелителем, и он говорит моей пастве через меня. А моя паства общается с ним через меня. Я бы знал.
— Скажите, мистер Удин, — перехватила инициативу допроса Скалли, — вам известен препарат под названием «скополамин»?
— Бее болезни загнивающего общества связаны с потреблением плоти живых существ и с бесчувственным отношением к…
— Пожалуйста, ответьте на вопрос, — сказал Молдер.
— Да, — спокойно ответил Удин. Он не волновался с первой минуты его задержания. Во всяком случае, ничем не выдал своего волнения. — Я знаю этот препарат. Но никогда никому не выписывал на него рецепт и не поощрял его использование.
— И никогда не приказывали другим принимать его? — уточнила Скалли.
— Нет.
— Ваши религиозные убеждения, — обратился к нему Молдер, — позволяют вам физическое или психическое насилие? К тем, кто не разделяет ваших взглядов?
— Варвары когда-нибудь будут счищены с лица земли. Но сделано это будет не людскими руками, а повелением Хозяина и Повелителя всего сущего…
— Да прекратите вы нести свою ахинею, — не выдержала Скалли. — Вы не перед оболваненной паствой, а в конторе окружного шерифа!
— Для святого человека вы весьма легко выводите людей из себя, мистер Удин, — заметил Молдер.
Удин не ответил, спокойно разглядывая надоедливое насекомое в виде Молдера. Тонкая улыбка осветила его невозмутимое лицо.
Неожиданно распахнулась дверь, и на ручке повис шериф Мазеровски, оставаясь ногами за порогом кабинета.
— У нас проблемы, — сообщил он. — На улице. Эти его придурки, — он кивнул на задержанного, — устроили настоящую демонстрацию перед входом.
Молдер какое-то время размышлял.
— Что ж, — наконец решил он. — У нас нет веских оснований заключать вас под стражу, мистер Удин. Мы отпускаем вас под подписку о невыезде. Оформите ее у дежурного. — Он повернулся к шерифу. — Пойдемте, успокоим разбушевавшихся поклонников Хозяина и Повелителя.
У входа в здание тремя ровными шеренгами стояли члены Церкви Красного музея; рядом чернела коробка привезенного с собой динамика. Женщина, открывавшая недавно дверь фэбээровцам, женщина, имени которой они так и не знали, говорила в микрофон:
— Будьте открыты мудрости Господней. Только так вы можете услышать слово Божье! Прекратите насилие! Прекратите убивать животных! Прислушайтесь к голосу своего сердца. И скажите людям злым и бездуховным, что нельзя задерживать, оскверняя духом вандализма, человека, через которого к нам обращается Хозяин и Повелитель всего сущего…
Перед ними собрались зеваки, но не слишком много, не больше полутора дюжин. Большинство прохожих, равнодушно взглянув на демонстрантов, спешили дальше по своим делам.
Шериф направился к митингующим с явным намерением убрать и прекратить, но Молдер придержал его за рукав.
— Не спешите, шериф. Зачем вам неприятности и пересуды? Сейчас выйдет Ричард Удин, и они сами уберутся восвояси.
Шериф повернулся к нему, хотел что-то сказать, но промолчал реплике, увидев подъехавший джип собственного сына.
Из кабины выскочил Рикки. Лицо его было злым и красным. Двое его вчерашних приятелей были с ним, один тут же подал ему большой синий бидон.
— Закончите резню! — ни на что не обращая внимания, продолжала свою речь женщина в белой чалме. Она и здесь играла на публику, у нее было такое выражение лица, будто, в отсутствие главы общины, через нее вещает Хозяин и Повелитель. — Слово справедливо, даже если вы защищены законом. Законом людским, а не божьим, законом людей бездуховных, погрязших в пороке. Варварство должно исчезнуть. Насилие против природы порождает насилие против человека.
Рикки на ходу снял крышку с бидона, подскочил к женщине с микрофоном и выплеснул на нее содержимое четырехгаллонового бидона. Ее белоснежный головной убор и лицо окрасились в красный цвет.
— Вот вам! Напейтесь коровьей кровушки! — зло выкрикнул Рикки. — За Кэт!
Все произошло столь стремительно, что, знай шериф о намерении своего сына, он все равно не успел бы ему помешать. Вокруг раздались смешки наблюдавших за этой сценой и даже жидкие аплодисменты.
Разгневанный шериф подскочил к сыну, схватил его за шкирку и потащил к джипу, где стояли восхищенные поступком своего предводителя верные телохранители Рикки.
— Ты что это делаешь, паршивец?! — проревел Мазеровски. — А ну, живо убирайся отсюда прочь, и чтоб до вечера мне на глаза не попадался!
— Ты бы видел, что они сделали с Кэт! — прокричал в ответ Рикки. — Меня даже не пустили к ней, мне
