привлекательной, а иностранный акцент очаровывал.
– Вы одни?
– Возможно, позднее приедет муж, но сейчас он занят: принимает только что прибывших из Парижа важных политических деятелей.
Герцог снова понял, что она лжет, но промолчал.
– Прошу вас, mon cher[4], – умоляла баронесса, глядя на него из-под ресниц, – позвольте мне остаться у вас хотя бы на эту ночь, а завтра, возможно, мне удастся подыскать что-нибудь еще.
Герцогу ничего иного не оставалось, как разместить гостью в одной из многих комфортабельных и пустующих комнат своего дома.
За ужином она искрилась, как звезда на полуночном небе, а к вечеру ясно намекнула, чего от него ожидает.
Поскольку он находил ее весьма привлекательной (а принципы, которые заставили его отменить их совместный ужин накануне, теперь казались излишними и надуманными), герцог сдался, потворствуя своим низменным желаниям, как поступал всю жизнь.
Она действительно оказалась, как он и думал, страстной и зажигательной, и искры, которые они видели в глазах друг друга при первой встрече, разгорелись во всепоглощающее пламя.
Не могло быть и речи о том, чтобы баронесса уехала от него на следующий день, а затем и еще на следующий.
Когда в Ньюмаркете завершились бега (а возвращаться в Лондон, чтобы выслушивать болтовню друзей о его предстоящей свадьбе и видеть злорадные ухмылки, ему не хотелось), он взял ее с собой в великолепный охотничий домик в Лестершире.
Так что герцогу некогда было думать о предстоящем венчании, и когда маркиза написала ему о том, что его женой будет дочь графа Кенуина, он посчитал, что все идет как и планировалось.
Во всяком случае, это не позволит Эдмунду пользоваться кредитом, обеспеченным будущим герцогством, а вынашиваемый Лотти ребенок перестанет иметь какое-либо значение.
И Бакхерст позволил себе забыть обо всем, кроме соблазнительности и очаровательного выговора баронессы и огня, который полыхал все сильнее и сильнее, когда они касались друг друга.
Ровно через неделю после того, как маркиза посетила Прайори, в почтовом дилижансе прибыла мадам Бертен с кучей коробок, полных платьев, увидев которые Сэмела ахнула.
У нее так давно не было новых нарядов, и она так давно не видела картинок в женском журнале, что не имела ни малейшего представления о последней моде. Правда, ей казалось, что, если у нее будет такое же прелестное платье, какое было на маркизе, она будет очень счастлива.
Элизабет Холл, которая и сама была очень красива, прекрасно знала, какое значение имеет одежда. Кроме того, она не теряла надежды, что, возможно, несмотря на решительный антагонизм брата в отношении брака, он полюбит свою молодую жену.
Разум подсказывал ей, что это нереально. Но она была романтиком, и хотя Маргарет посмеивалась над ней, а муж обычно не мог понять, о чем она толкует, ей хотелось верить, что, как в волшебных сказках, после всех перипетий Очарованный принц найдет свое счастье.
Маркиза знала, что ее брат всегда предпочитал искушенных сногсшибательных красоток, которые прибегали к всевозможным хитростям, чтобы сиять, как хрустальные люстры, и искриться, как снопы фейерверков.
Она также видела, что очень юное, почти детское лицо Сэмелы окружал ореол золотистых волос, и это, как и ее голубые глаза, придавало ей необычайное очарование, но боялась, что брат не оценит этого.
Сначала Элизабет была так восхищена тем, что Сэмела приняла столь безумное предложение – выйти замуж через три недели, – что, по сути, почти не задумывалась о невесте. Мысли ее были заняты только женихом.
Теперь же, будучи по характеру очень добросердечной и хорошо зная, как тяжело придется девушке с Баком, она поставила перед собой цель: превратить невесту в настоящую красавицу, подчеркнув ее природные черты.
Внешностью, маркиза не сомневалась, Сэмела очень отличалась от женщины, с которой, как ей было известно, брат сейчас развлекался.
Элизабет не удивляло, что баронесса последовала за братом в Ньюмаркет и что он забрал ее с собой в Лестершир.
Маркизе доводилось видеть баронессу, и она знала, что ее темные волосы, огненные глаза и пышное сладострастное тело были вполне во вкусе Бака, в то время как Сэмела являла ее полную противоположность.
Поскольку Маргарет тоже хотелось повидать девушку, сестры в сопровождении маркиза через два дня после первоначального заключения соглашения поехали в Прайори. Они застали Сэмелу в кабинете за составлением цветочного букета.
Их визит абсолютно не потревожил девушку, она вела себя так же естественно и просто, как и в предыдущий раз, и приветствовала их с такой грацией, которая казалась необычной в столь юном создании. Казалось, ее совершенно не волнует то, что на ней старое хлопчатобумажное платье, утратившее свой цвет и тесное в груди.
Как и обычно, волосы ее были уложены в виде короны, так как она только что вернулась после прогулки верхом, и маркиза и леди Брендон высоко оценили, что она не стала извиняться за ветхость дома и свою неготовность к визиту знатных гостей, а лишь поспешила на кухню приготовить чай и принести его гостям.
– К сожалению, у нас нет пирожных или печенья, – сказала она, – но если вы хотите сэндвичи, то я нарву огурцов на огороде.
