Немного замявшись, она произнесла:
— Едва ли это можно назвать коллекционированием. Я… собираю книги.
— Книги? — переспросил герцог. — Вы имеете в виду — старинные книги?
— Нет, обычные книги, для чтения. Такой ответ удивил герцога.
— И какую же тематику вы предпочитаете? Вероятно, романы?
Ему показалось, что губы Магнолии тронула слабая улыбка.
— Мне нравятся любые книги. Они — моя единственная возможность… сбежать.
— Сбежать? От чего?
— От той… жизни… которой я жила. Герцог был озадачен.
— Простите, но я не совсем понимаю…
— Разве? Мне кажется… я выразилась довольно ясно… Хотя с моей стороны… неблагодарно думать таким образом.
— Каким именно?
— Считать, что я была… пленницей.
— Я правильно вас расслышал? — Герцог был в изумлении. — Вы говорите, что были пленницей. Вы имеете в виду: в пансионе?
Магнолия покачала головой:
— Я бы не хотела вдаваться в подробности. Вы спросили меня, что я собираю, и я ответила «книги», потому что только с помощью книг я могу путешествовать и познавать мир.
— Вы хотите сказать, что никогда не путешествовали обычным способом?
— Нет. Конечно же, нет.
— Почему «конечно»?
— Потому что я… я та, кто я есть.
— Быть может, я не слишком сообразителен, но я до сих пор ничего не понимаю. Мне казалось, что вы могли получить все, чего бы ни захотели.
Он считал, что не стоит добавлять «…просто купив это». Если она не совсем глупа, то поймет и так.
— Говорить обо мне… слишком скучно, — неожиданно произнесла Магнолия. — Расскажите мне лучше об Индии. Это страна, которую я всегда мечтала увидеть.
— Тут вы немного опоздали, — ответил герцог. — Вам надо было ехать туда раньше и наслаждаться балами в военных гарнизонах, блистать красотой и быть единственной женщиной среди огромного количества мужчин.
— Мне бы никогда не позволили туда поехать. Кроме того, в Индии меня интересуют только храмы и жители этой страны. Когда мы с папой изучали буддизм, я жалела, что не могу увидеть все это своими глазами.
— Вы изучали буддизм?
— Да, и еще довольно много читала об индуизме. Но, на мой взгляд, буддизм более интересен и… полезен.
— Полезен в чем?
— В познании жизни.
Магнолия сказала это очень просто, без малейшего намека на претенциозность, а потом, вздохнув, попросила:
— Мне очень хотелось бы послушать рассказы того, кто там был.
Обычно в таких случаях герцог начинал рассказывать о Тадж-Махале, о том, как выглядит Красный Форт в Дели, о толпах паломников на берегах Ганга…
Но сейчас вместо этого он произнес:
— Я заинтригован вашим интересом к буддизму. Мне всегда представлялось, что благодаря эмоциональной холодности и трудности для восприятия буддизм скорее мужская религия, чем женская.
Ему показалось, что Магнолия улыбнулась, но с уверенностью он не мог бы этого утверждать: ее лицо было повернуто в другую сторону.
— Это, несомненно, сугубо мужская точка зрения, — сказала она. — Но женщинам, по-моему, тоже не чужды невозмутимость и постоянство — основные принципы буддизма.
Герцог был поражен.
Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь в жизни разговаривал с женщиной о религиях Востока. И, конечно же, не ожидал, что его собеседницей окажется молоденькая девушка, тем более американка!
— Я знаю, что многие буддийские ламы… — начал герцог.
Он описывал ей людей, которых встретил во время своих путешествий, людей, в которых ощущалась скрытая энергия, людей, способных приносить утешение и исцеление одним своим прикосновением.
Он говорил долго и видел, что Магнолия увлеченно ловит каждое его слово.
Но когда ужин закончился и они встали из-за стола, герцог почувствовал, что Магнолией опять овладел испуг.
Они вернулись в гостиную, и герцог, взглянув на часы над камином, удивился, что прошло уже столько времени.
— Уже довольно поздно, — сказал он вслух, — и ваша служанка, я думаю, давно ждет вас наверху. Так что вам сейчас разумнее всего удалиться к себе. Как я уже говорил, мы должны выехать завтра рано утром.
— Да… я… так и сделаю, — сказала Магнолия. В холле она остановилась у подножия лестницы, ведущей наверх, и герцогу показалось, что она хочет что-то сказать. Но Магнолия промолчала и, положив руку на перила, начала подниматься.
Он надеялся, что она обернется, но этого не произошло, и, когда Магнолия поднялась на последнюю ступеньку, герцог вернулся в гостиную.
Минувший вечер был совершенно не похож на то, к чему он приготовился, и герцог не знал, радоваться этому или нет.
Он только чувствовал, что его неприязнь к жене стала меньше, чем несколько часов назад.
Но тут же он отрешенно напомнил себе, что вся ночь еще впереди…
Это была его брачная ночь, и он был женихом.
Он поднялся в свою спальню, где его уже ждал лакей. Раздеваясь, герцог как можно естественнее спросил:
— Все ли готово к утру, Джарвис? Впрочем, ответ ему был известен заранее.
— Да, ваша светлость. Багаж уже выслан. Я оставил лишь вещи, которые могут понадобиться вам утром.
— Это хорошо, — отозвался герцог. — Куда нам спешить…
— Некуда, ваша светлость.
— Спокойной ночи, Джарвис.
— Спокойной ночи, ваша светлость.
Лакей вышел, а герцог, накинув поверх пижамы длинный халат, подошел к окну.
Раздвинув занавески, он долго смотрел на деревья Гайд-парка.
Тени от них выглядели мрачно и таинственно, но чистое небо над головой было усыпано звездами, и герцогу захотелось, словно он был у себя в замке, выйти на воздух, пройтись по траве, почувствовать себя свободным и независимым.
Но тут он напомнил себе, что пожертвовал свободой, чтобы спасти замок, и именно это больше всего возмущает его с того самого момента, когда он только узнал о возможности такой сделки.
Осознание этого факта вновь нахлынуло на него и переполнило негодованием его существо — как тогда, когда он увидел свадебный торт, когда услышал взрыв, обрушивший на головы ничего не подозревающих гостей ливень из роз.
«Может ли быть что-то более чуждое английскому духу на английской свадьбе, которую празднуют в английском парке!» — подумал он, обнаружив вдруг, что сжимает кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони.
Никто не знает, каким невероятным усилием воли он заставил себя сдержаться и не высказать миссис Вандевилт, стоящей рядом с триумфальной улыбкой, все, что он думал по поводу ее затей.
