Внезапно граф понял, что ни Антони, ни кому-нибудь другому он не может рассказать о позорной сделке.
Слишком хорошо представилось ему выражение ужаса на его лице и слишком трудно было бы объяснить, что он решился на это не ради себя, а ради тех, кто зависел от него.
Любой человек в этом зале счел бы безумием жениться на женщине не своего круга да еще дочери ненавистного всем ростовщика. Людям из высшего общества приходилось обращаться к ростовщикам, но презрение к ним предполагалось чем-то само собой разумеющимся.
Твердо решив сохранить свою позорную тайну, граф сделал усилие и произнес:
– Ужасный Грун пошел мне навстречу!
– Что ж, ты не напрасно молился! – воскликнул сэр Антони. – И я рад, что ты вернулся отпраздновать это событие.
С этими словами он подал знак, чтобы им принесли новую бутылку шампанского.
– За эту плачу я, т – сказал граф.
– Ну уж нет! За все, что ты вытянул из Груна, придется расплачиваться тяжелым трудом. Да и прежний долг рано или поздно придется возвращать, Граф не отвечал.
Он думал о том, что платить придется не наличными, а годами позора и унижений.
У него будет жена, которую стыдно познакомить с друзьями.
Жена, которую легче скрывать от всех, чем объяснять, кто ее отец.
Стоит только упомянуть фамилию Грун, ста» нет ясно, что произошло.
Нетрудно представить, с каким презрением будут говорить о нем в клубах.
Графу так и слышались оскорбительные замечания о его жене и будущих детях.
Если он не сохранит свою тайну, появятся карикатуры, на которых он будет изображен с весами в руках.
На одной чаше весов будет женщина, которая носит его имя.
И она будет так же толста, как мешок с золотом на другой чаше весов.
С такими же соверенами, как те, что уже лежат в его кармане!
«Я не могу сделать это! Как смею я запятнать имя, которым гордились мои предки, извалять его не просто в пыли, а в сточной канаве!»
Сэр Антони протянул графу бокал шампанского.
– Улыбнись! – сказал он. – Ты получил то, что хотел. И хотя, несомненно, наступит день расплаты, это будет не завтра!
«Ошибаешься, – хотелось сказать графу, – именно завтра».
Но он только молча выпил свой бокал.
Постепенно Инчестер почувствовал, что его разум, если и не прояснился, то по крайней мере от вина одурманился настолько, что уже можно было не думать вовсе.
Словно издалека до него донесся голос сэра Антони:
– Когда ты последний раз ел?
– Не помню, – отвечал граф, – наверное, за завтраком.
– Так давай сейчас перекусим, а потом я угощу тебя обедом не хуже того, что подают в Карлтон- Хаус.
Они заказали сандвичи с ветчиной.
Поев, граф действительно почувствовал себя лучше.
Они допили шампанское.
Сэр Антони предложил отправиться к нему на квартиру, чтобы переодеться к обеду.
– К счастью, у нас почти один и тот же размер, – заметил он, – только талия у тебя потоньше моей. Несомненно, из-за твоей тяжелой работы.
И, засмеявшись, добавил:
– Пока ты работал на земле, я-то трудился в постели!
Граф знал, что сэр Антони очень гордится своим успехом у женщин. Не меньше, чем сам граф – своим искусством верховой езды и фехтования.
Друзья сели в фаэтон сэра Антони, который ждал его возле клуба, и направились на ХафМун- стрит.
У сэра Антони была большая квартира с удобной спальней, которую он мог предоставить в случае необходимости своим гостям.
Сейчас сэр Антони приказал камердинеру приготовить ванну для графа.
– И, – добавил он, – подбери вечерний костюм для его светлости.
Граф с наслаждением погрузился «в горячую ванну, приготовленную для него рядом с растопленным
