Ведь она уже начала оправляться от боязни и впервые почувствовала себя счастливой, общаясь с доброй и учтивой леди Вуд, которая напоминала Наде ее собственную мать.
Уоррен тоже дарил ей дивное чувство безопасности всякий раз, когда она оказывалась в его обществе.
Отравленный шоколад? Как стало возможно такое?
До такой дьявольской хитрости могли додуматься только те, кто так долго занимал ее мысли и преследовал в кошмарах.
Ища спасения от навалившегося на нее ужаса, Надя прибегла к молитве.
— Прошу тебя. Боже, избавь меня от такой смерти! Прошу тебя, дай мне пожить еще немного!
Она словно ощутила, как молитва унеслась ввысь к небесам, и показалось странным: всего несколько дней назад она жаждала смерти, а теперь ей хочется жить.
Это произошло благодаря Уоррену.
Он перенес ее из мира, где все было безобразно, убого и наполнено страданием, в мир благополучия и красоты.
И вот оказалось, что это далеко не так, она вновь испытывает непреодолимый страх.
Она очень легко могла бы положить в рот одну из тех шоколадок, просто чтобы сделать приятное Уоррену.
Румянец исчез с ее лица, глаза потемнели, затаив тревогу, когда, одевшись с помощью служанки, она спустилась вниз к обеду.
Она хотела пожелать спокойной ночи леди Вуд, но служанки сказали, что госпожа уже задремала и не стоит беспокоить ее.
«А если б она умерла? — ужаснулась Надя. — Тогда это была бы моя вина, и я бы чувствовала себя убийцей!»
Она спустилась вниз рано, поэтому не думала, что маркиз вернулся домой, но, когда вошла в гостиную, он стоял возле распахнутого, окна с бокалом шампанского в руке.
Он обернулся и смотрел, как она идет через комнату, — и хотя не сказала ни слова, он знал, что она чувствует сейчас.
Он отдал ей свой бокал, а сам вернулся к сервировочному столику и налил себе другой бокал из бутылки, стоявшей в ведерке со льдом.
Когда он опять подошел к Наде, она спросила едва слышно:
— Что… вы… установили?
— То, чего ожидал, — ответил он. — Шоколадки были отравлены ядом, очень искусно впрыснутым в них из шприца. Вы не смогли бы понять, что с ним кто-то поработал, пока не стало бы уже слишком поздно!
Он видел, как по ее телу пробежала дрожь.
— Мне нужно бежать отсюда! — молвила она. — Я… не могу оставаться здесь… потому что они, по- видимому, нашли меня, и если они… предпримут еще одно покушение, оно может быть… направлено против вас!
Она говорила не задумываясь.
Потом заметила в глазах Уоррена изумление, прежде чем он спросил:
— Что вы имеете в виду?
Она посмотрела на него невидящим взглядом, и он тихо сказал:
— Я думаю, нам не следует заблуждаться на этот счет, необходимо смотреть в лицо фактам.
Отравленные шоколадки прислала Магнолия Кин!
Он понял, что сказал не то, о чем подумала Надя.
Она пристально взглянула на него, а затем спросила:
— Вы… в этом уверены? Вы… вполне уверены?
— Абсолютно уверен, и ветеринар непрестанно задавал мне единственный вопрос: каким образом неопытный злодей сумел так искусно впрыснуть яд, что не осталось никаких внешних следов? Как это могло получиться?
У Нади перехватило дыхание.
— Но… зачем мисс Кин… понадобилось… убивать меня? — Она пыталась придать своему голосу естественное звучание.
Уоррен ответил не колеблясь:
— Мне кажется, причина ясна.
— Да… конечно… что за глупый вопрос с моей стороны! — воскликнула Надя. — Она действительно говорила, что… вы принадлежите ей… и что она никогда не позволит… завладеть вами.
— Скажите, какими именно словами она это выразила?
Это прозвучало как приказ, и Надя должна была повиноваться.
— Прежде всего она сказала: «Насколько мне известно, вы пытаетесь выйти замуж за Уоррена!»
— И что вы ответили?
— Я сказала, что мы помолвлены.
— Что произошло потом?
В голосе Уоррена опять слышалась властность, и Надя ответила:
— Мисс Кин сказала: «Тебе не удастся выйти за него, а если попытаешься это сделать — пожалеешь!»
И в эту минуту девушка подумала, что с ее стороны было очень глупо не догадаться с самого начала, что шоколадки могла прислать именно Магнолия Кин.
Ей никогда бы не пришло в голову, что английская леди способна на такой поступок или что опасность подобного рода может подстерегать ее в английском сельском особняке, где есть слуги, охраняющие ее и Уоррена, который всегда поблизости.
— Я могу лишь сказать одно: мне очень жаль, что все так произошло. На мне лежит вина за то, что Магнолия вас так испугала, — тихо произнес Уоррен. — Я предполагал, что она может неким образом, какого я даже не в силах представить, попытаться причинить мне боль. Но такое… Решиться убить вас!
— Возможно, для вас было бы… лучше ж-жениться на ней, как… она того хочет, — вымолвила Надя чуть ли не шепотом. — В конце концов… вы… когда-то любили ее.
Однако, повинуясь непроизвольно возникшему импульсу, она поняла: ей претит сама мысль, чтобы Уоррен стал мужем такой женщины.
Он слишком утончен, слишком благороден, слишком великолепен, чтобы растратить себя на ту, что не остановилась бы и перед убийством, лишь бы добиться своего.
Уоррен нахмурился, и вертикальная складка пролегла меж бровей.
— Я бы даже не стал пытаться спасти Магнолию от виселицы, на которой она бы закончила свои дни, если б не бедняжка Берта, — гневно произнес он.
— Ветеринар не мог бы… спасти ее?
— Она умерла мгновенно, съев шоколад, который Магнолия предназначала вам.
Он посмотрел на девушку потемневшими от негодования глазами.
— Она не предвидела, что я окажусь здесь, но она следила за тем, чтобы в доме не осталось больше ни одного родственника, который мог бы задержаться допоздна.
Уоррен перевел дыхание и продолжал:
— Она знала, что маме нельзя есть шоколад и останетесь только вы, причем будете одна, когда вам вручат ее «подарок».
Издав короткое восклицание, похожее на проклятие, он заключил:
— Вот что здесь произошло, и с этим ничего не поделаешь. Я не могу выдвинуть против нее никакого обвинения, хотя вы только чудом остались живы!
Надя инстинктивно придвинулась к нему и положила руки в его ладони.
— Страшно подумать… очень страшно, — пролепетала она. — Но по крайней мере вы не съели ни одной… как собирались после обеда.
— Берта спасла нас, и мы должны быть ей благодарны, — сказал Уоррен. — Я распорядился, чтобы ее похоронили на собачьем кладбище, где покоятся все наши собаки — надеюсь, они пребывают там в счастье и покое.
