– Я думаю, что вы слишком много говорите и быстро утомитесь. Позвольте мне почитать вам. Для вас, может быть, неприятным будет услышать, что произошло на прошлой неделе, но я сохранила газеты за среду на тот случай, если вы захотите узнать о ходе скачек за Золотой Кубок.
– В данный момент меня больше интересует происходящее здесь, – ответил маркиз, – и я пытаюсь понять, почему ваши отец и мать столь бедны, что должны экономить каждый пенни, когда ваш дядя столь богат;
Гермия с изумлением поглядела на него в упор.
Затем она сказала:
– Вы слишком много слушаете Хиксона, который беседует с няней! Вы не должны верить всему, что он говорит вам.
– Я верю своим глазам, – сказал маркиз, – и для меня совершенно очевидно одно: ваша кузина Мэрилин даже не делится с вами своими платьями!
Его слова сразу напомнили Гермии, – что платье, которое было сейчас на ней, было тем же платьем, в котором он впервые увидел ее.
Она носила его уже три года, и поэтому оно стало слишком тесно, слишком коротко и слишком поблекло от стирок.
Решив, что с его стороны было не только бестактно, но и дерзко говорить об этом, она вздернула подбородок и сказала:
– Вы можете критиковать меня, милорд, но я скажу вам откровенно, что не променяла бы ничего в моем доме на все удобства усадьбы, которые являются всего лишь материальными!
– Разве вы стремитесь к чему-то более важному, чем роскошь этого мира? – спросил маркиз.
Гермия чувствовала, что он не оставит без вопроса такое ее кардинальное заявление, но все равно ответила ему:
– Вы будете смеяться, и поскольку вы столь богаты, то не поймете, когда я скажу совершенно искренне, что на деньги нельзя купить счастье!
Наступило молчание, во время которого маркиз внимательно глядел на нее, и она вновь почувствовала, что он пытается заглянуть в ее сердце.
– И все-таки я думаю, что, будучи женщиной, – сказал он, – вы не можете быть равнодушны к красивым платьям, балам, на которых можно показаться в них, и конечно – к кругу очаровательных молодых людей, способных одаривать вас комплиментами.
Гермия засмеялась, и казалось, отзвук ее смеха прокатился по маленькой комнате.
– Вы говорите, как моя мама' – ответила она, – которая желала бы, чтобы у меня были волшебные платья, волшебные балы и, конечно, волшебные лошади.
Она помолчала, и на ее щеках появились лукавые ямочки, когда она сказала:
– А на самом деле все это у меня есть!
Только одну секунду маркиз выглядел озадаченным. Затем он спросил:
– Вы имеете в виду, все есть в вашем воображении!
Гермия подумала, что он и вправду очень умен, если смог догадаться, что она имела в виду, и вновь тихо рассмеялась, прежде чем ответить:
– Ни одну из моих магических вещей нельзя испортить или отобрать у меня, и они никогда, никогда меня не разочаровывают. Кроме того, милорд, я должна добавить, что они очень недороги!
Маркиз улыбнулся, и улыбка эта не была похожа на его привычный саркастический изгиб губ.
– Если я останусь здесь подольше, – сказал он, – я чувствую, что подпаду под действие таких же магических чар, которые овладели вами, и не смогу уже никогда избавиться от них.
– Вы всегда можете убежать от них заранее, – вызывающе ответила Гермия.
Она Помолчала и продолжала уже более серьезно:
– Может быть, магическое заклинание – это как раз то, что мы должны каким-либо образом дать вам прежде, чем вы оставите нас, чтобы оно защитило вас… в случае, если злодеи, которые… напали на вас однажды, не Сделали этого… вновь.
Она наклонилась немного к нему и добавила:
– Пожалуйста… пожалуйста, будьте очень осторожны! В следующий раз они смогут оказаться более успешными… в их… попытке… уничтожить вас!
– Если бы меня уничтожили, я сомневаюсь, чтобы кто-либо горевал обо мне, – сказал маркиз, – или скучал по мне, если бы меня больше не было.
Гермия выпрямилась на своем стуле.
– Какая нелепость! – резко возразила она. – Конечно, большое количество людей оплакивало бы вас, потому что они восхищаются вашим спортивным мастерством и порядочностью, и даже если они завидуют вам, ваш пример заставляет их стремиться к тому же.
По выражению лица маркиза она почувствовала, что он не верит тому, что она говорит, и через мгновение продолжила:
– Я могу сказать, кто действительно будет страдать, когда вас не станет.
– Кто? – спросил маркиз напряженным голосом.
