- Ты его хорошо знал? - спросил Мельхиор, пристально глядя на Варавву.
- Не то чтобы хорошо, но все же... Мы вместе работали в доме купца Шадина, про которого я тебе рассказывал...
Краска стыда залила темное лицо Вараввы. Мельхиор продолжал:
- И чтобы угодить сестре твоего чистосердечного Иуды, ты украл у торговца золотом и жемчугами какую-то безделицу и был пойман! Достойный Варавва! Мне кажется, что именно из-за этой красавицы ты и совершил все свои преступления!
Варавва тихо, как бы извиняясь, сказал:
- Она так любит драгоценности!.. И я взял ожерелье из чистого жемчуга. Оно мне казалось символом ее девственности... Ему лучше быть на ее лебединой шее, чем в пыльных сундуках Шадина.
- Да, веская причина, чтобы ограбить своего хозяина! И повод для своих преступлений ты находишь довольно легко. Габриас оклеветал твою красавицу, и ты ударом ножа заставил злой язык замолчать навсегда. По правде говоря, Юдифь Искариот - единственная причина всех твоих злоключений, а ты ее все еще любишь!
- Если бы ты ее видел... - сказал Варавва мечтательно.
- Я видел ее! - ответил Мельхиор спокойным тоном. - Она не против того, чтобы все на нее смотрели! Разве она не первая красавица в городе? Зачем же ей прятать свою красоту? Но прелести ее не вечны. Пусть она их демонстрирует, пока они не исчезли! Но из тебя она сделала вора и убийцу.
Варавва не спорил, и Мельхиор продолжал:
- Пожалуй, и бунт, в котором ты был замешан, тоже подготовлен ею...
- Нет, нет! - возразил Варавва. - Она здесь не при чем... Мы все во власти жестокой тирании. Виноват не столько Рим, сколько местные власти. Нами правят священники и фарисеи, и они злоупотребляют своей силой! Бедные угнетены, обиженные не имеют никакой защиты! Я когда-то читал по-гречески и по-латыни, старался усвоить премудрости Египта; у меня хорошая память, я обучался красноречию, и мне легко увлечь толпу. Я наткнулся на нескольких недовольных... и сам не знаю, как это случилось... В каждом человеке живет стремление к свободе...
- У вас скоро будет величайшая свобода! - сказал Мельхиор, и взгляд его странно потемнел. - Придет время, когда дети Израиля железной рукой будут управлять всем миром. Звон монеты даст им власть. И для тех, кто любит золото больше жизни, Дух в терновом венце жил на земле напрасно! Торжество иудеев еще впереди! Они долго были пленниками и рабами, зато в свою очередь возьмут пленных и победят великие государства. Даже твое имя, Варавва, послужит знаменем - ты будешь 'Царем Иудеев', так как Тот, Кто идет впереди нас, - Царь более многочисленного народа, Царь бессмертных духов, на которых золото не имеет влияния!
Варавва смотрел испуганно, не понимая того, что говорил Мельхиор, но чувствуя, что грозный голос предвещал что-то ужасное...
- Про какой народ ты говоришь? - спросил он. - Про какой мир?
- Не один мир, а бесконечное множество миров! Там, далеко над нами, Мельхиор показал на небо, - синева скрывает их от наших глаз, но они существуют! Это не сон и не бред! Огромные сферы, бесконечные системы следуют по указанному пути. Они богаты мелодией, переполнены жизнью, озарены светом, и Человек, Который идет сегодня на смерть, знает все эти тайны!
Испуганный Варавва еле выговорил:
- Ты потерял рассудок!.. Или... тебе тоже было видение?! Странные мысли посещают меня с тех пор, как я увидел лицо Иисуса, а над Ним... Мельхиор, скажи, почему это преступление должно совершиться в Иудее? Может быть, есть надежда на Его спасение?
- Спасение? - переспросил Мельхиор. - Ты хочешь спасти ягненка от волков, лань от тигров, веру - от священников? Ты смел и опрометчив! Назначенное должно исполниться!
Он замолчал. Варавва шел рядом, тоже не говоря ни слова. Зато чернь, кричала и бесновалась.
Мельхиор поднял голову, и в его глазах Варавва увидел все тот же странный янтарный блеск.
- Как по-твоему, Иуда Искариот был человек простого нрава?
- Он казался таким, когда я его знал, - рассеянно ответил Варавва, занятый своими мыслями. - Шадин ему очень доверял, Иуда был его библиотекарем... Юноша мечтал о реформах и улучшениях, ненавидел тиранию и презирал священников. Он посещал синагогу только в угоду отцу и в особенности для сестры, которую очень любил. Все это Иуда рассказал мне сам! И в один прекрасный день он внезапно и тайно покинул город и после того...
- Ты украл у Шадина жемчуг для той, которую любишь, а потом убил клеветника, и за это тебя бросили в темницу и чуть не распяли! - договорил Мельхиор.
Глаза Вараввы засверкали.
- Я умер бы с восторгом, чтобы спасти Приговоренного сегодня!
Строгое выражение лица Мельхиора смягчилось.
- Хотя ты и преступник, но все же есть что-то благородное в твоей натуре, - сказал он. - Надеюсь, тебе это зачтется. А про Иуду я могу тебе кое-что рассказать. Внезапно покинув Иерусалим, он отправился к морю Галилейскому и там присоединился к ученикам Пророка из Назарета. Он странствовал вместе с Ним. Я сам его видел в Капернауме, и он всегда был рядом с Учителем. А здесь, в Иерусалиме, вчера ночью он передал Иисуса в руки стражи, и теперь навечно имя Иуда будет звучать как 'предатель'.
- А Юдифь про это знает? - тревожась, спросил Варавва.
Холодная улыбка промелькнула на губах Мельхиора.
- Юдифь знает много, но не все! Она не видела брата со вчерашнего заката солнца.
- Он бежал из города?
Мельхиор как-то странно посмотрел на Варавву, потом ответил:
- Да, бежал...
- А остальные Его ученики? Где они?
- Они тоже бежали... Что им оставалось делать? Бросить погибающего - это так по-человечески!
- Все они трусы! - горячо воскликнул Варавва.
- Нет! - поправил его Мельхиор. - Все они люди!
И видя опечаленное лицо своего спутника, добавил:
- Разве ты не знаешь, милейший Варавва, что все люди - трусы? Увлекался ли ты когда-нибудь философией? Если нет, то для чего читать латинские и греческие свитки и углубляться в учение египтян? Нет человека, который был бы героем постоянно, в больших и малых вещах - славные дела совершаются редко, в минуту сильного воодушевления. Вот ты - высокий, широкоплечий, сильный и кажешься храбрецом. И один кокетливый взгляд, чарующая улыбка могут тебя заставить украсть и даже убить! И потому ты - человек и тоже трус! Быть слишком гордым, чтобы воровать, слишком милосердным, чтобы поднять руку на другого - вот это было бы человеческим подвигом! Но люди - пигмеи. Они трясутся за свою жизнь. А что их жизнь? Ничтожная пылинка в солнечном луче - не больше! И выше этого люди не поднимутся, пока не узнают, как придать ценность своей жизни. Но это откроется немногим!
Варавва удрученно вздохнул.
- Тебе нравится повторять историю моих грехов, - сказал он. - Может быть, ты думаешь, что я не могу слишком часто слушать ее? Ты называешь меня трусом, но я не сержусь на тебя - ты иноземец, а я, несмотря на свободу, все-таки преступник... Кроме того, ты умен и обладаешь непонятной силой... Поэтому я лучше воздержусь от упреков. Но думаю, что еще не слишком поздно сделать свою жизнь осмысленной, и я этого достигну.
- Конечно, - сказал Мельхиор. - Но это такое дело, в котором тебе никто не может ни помочь, ни помешать. Жизнь - талисман, но цель этого волшебного подарка ты должен понять сам!
Движение толпы вдруг застопорилось.
Опять раздались восклицания:
- Он умрет прежде, чем Его успеют распять!
- Он теряет сознание!
- Если Он не может идти сам, обвяжите Его веревками и втащите на Голгофу!
- Пусть Симон и Его несет вместе с крестом!
- Поддержите Его, злодеи, - выделился из этого жестокого хора женский голос. - Или вы хотите, чтобы
