-- Знаю, убийство...
-- Да вы почему знаете? -- встревожился Проскуров.
-- Почему знаете! -- передразнил смотритель. -- Да ведь заседатель-то уж там. От него слышал.
-- Э, врете вы опять, -- просиял Проскуров, -- они-то еще и ухом не повели, а уж у моих, знаете ли, и виновный, то есть собственно... правильнее сказать -- подозреваемый, в руках. Это, батюшка, такое дельце выйдет... громчайшее!.. Вот вы посмотрите, как я их тут всех ковырну!
-- Ну, уж вы-то ковырнете! Смотрите, не ковырнули бы вас. Проскуров вдруг встрепенулся. Во дворе забрякали колокольцы.
-- Василий Иванович, -- заговорил он вдруг каким-то заискивающим тоном, -- там, я слышу, запрягают. Это мне, что ли?
При этом он схватил смотрителя за руку и бросил тревожный взгляд в мою сторону.
-- Ну, вам, вам... успокойтесь! Да что у вас там в самом-то деле?
-- Убийство, батюшка! Опять убийство... Да еще какое! С явными признаками деятельности известной вам шайки. У меня тут нити. Если не ошибаюсь, тут несколько таких хвостиков прищемить можно... Ах, ради бога, поскорее!..
-- Сейчас. Да где же это случилось?
-- Все в этом же логу проклятом. Взорвать бы это место порохом, право! Ямщика убили...
-- Что такое? Уж не ограбление ли почты?
-- Э, нет, 'вольного'.
-- 'Убивца'? -- вскрикнул я, пораженный внезапною догадкой.
Проскуров обернулся ко мне и впился в мое лицо своими большими глазами.
-- Д-действительно-с... убитого так звали. А позвольте спросить: почему это вас так интересует?
-- Гм... -- промычал Василий Иванович, и в глазах его забегали веселые огоньки. -- Допросите-ка его, хорошенько допросите!
-- Я встречался с ним ранее.
-- Та-ак-с!.. -- протянул Василий Иванович, -- встре-ча-лись... А не было ли у вас вражды или соперничества, не ожидали ли по покойном наследства?
-- Да ну вас, с вашими шутками! Что за несносный человек! -- досадливо отмахнулся опять Проскуров и обратился ко мне.
-- Извините, милостивый государь, собственно я вовсе не имел в виду привлекать вас к делу, но вы понимаете... интересы, так сказать...
-- Правосудия и законности, -- ввернул опять неисправимый смотритель.
-- Одним словом, -- продолжал Проскуров, бросив на Василия Ивановича подавляющий взгляд, -- я хотел сказать, что внимание к интересам правосудия обязательно для всякого, так сказать, гражданина. И если вы можете сообщить какие-либо сведения, идущие к делу, то... вы понимаете... одним словом, обязаны это сделать.
У меня мелькнуло вдруг смутное соображение.
-- Не знаю, -- ответил я, -- насколько могут способствовать раскрытию дела те сведения, какие я могу доставить. Но я рад бы был, если б они оказались полезны.
-- Превосходно! Подобная готовность делает вам честь, милостивый государь. Позвольте узнать, с кем имею удовольствие?..
Я назвался.
-- Афанасий Иванович Проскуров, -- отрекомендовался он в свою очередь. -- Вы вот изъявили сейчас готовность содействовать правосудию. Так вот, видите ли, чтоб уже не делать дело вполовину, не согласитесь ли вы, милостивый государь -- одним словом... ехать теперь же со мною? Василий Иванович захохотал.
-- Н-ну, уж это... я вам скажу... Это чорт знает что такое! Да вы что, арестовать его, что ли, намерены?
Проскуров быстро и как будто сконфуженно схватил мою руку.
-- Не думайте, пожалуйста, -- заговорил он. -- Помилуйте, какие же основания?..
Я поспешил его успокоить, что мне вовсе не приходило в голову ничего подобного.
-- Да и Василий Иванович, конечно, шутит, -- добавил я.
-- Я рад, что вы меня понимаете. Мне время дорого! Тут всего, знаете ли, два перегона. Дорогой вы мне сообщите, что вам известно. Да, кстати же, я без письмоводителя.
Я не имел причины отказаться,
-- Напротив, -- сказал я Проскурову, -- я сам хотел просить вас взять меня с собою, так как меня лично крайне интересует это дело.
Передо мной, точно живой, встал образ 'убивца', с угрюмыми чертами, со страдальческою складкой между бровей, с затаенною думой в глазах. 'Скликает воронья на мою головушку, проклятый!' -- вспомнилось мне его тоскливое предчувствие. Сердце у меня сжалось. Теперь это воронье кружилось над его угасшими очами в темном логу, и прежде уже омрачившем его чистую жизнь своею зловещею тенью.
-- Эге-ге! -- закричал вдруг Василий Иванович, внимательно вглядываясь в окно. -- Афанасий Иванович, не можете ли сказать, кто это едет вон там под самым лесом?
Проскуров только взглянул в окно и тотчас же кинулся к выходу.
-- Поскорей, ради бога, -- кинул он мне на ходу, хватая со стола фуражку.
Я тоже наскоро собрался и вышел. В ту же минуту к ступеням крыльца подкатила ретивая тройка.
Взглянув в сторону леса, я увидел вдали быстро приближавшуюся повозку. Седок привставал иногда и что-то делал над спиной ямщика; виднелись подымаемые и опускаемые руки. Косвенные лучи вечернего солнца переливались слабыми искорками в пуговицах и погонах.
Проскуров расплачивался с привезшим его ямщиком. Парень осклабился с довольным видом.
-- Много довольны, ваше благородие...
-- Сказал товарищу, вот ему? -- ткнул Проскуров в нового ямщика.
-- Знаем, -- ответил тот.
-- Ну, смотри, -- сказал следователь, усаживаясь в повозку. -- Приедешь в полтора часа, -- получишь рубль, а минутой -- понимаешь? -- одной только минутой позже...
Тут лошади подхватили с места, и Проскуров поперхнулся, не докончив начатой фразы.
VI. Евсеич
До Б. было верст двадцать. Проскуров сначала все посматривал на часы, сличая расстояние, и по временам тревожно озирался назад. Убедившись, что тройка мчится лихо и погони сзади не видно, он обратился ко мне:
-- Ну-с, милостивый государь, что же собственно вам известно по этому делу?
Я рассказал о своем приключении в логу, о предчувствии ямщика, об угрозе, которую послал ему один из грабителей, как мне казалось, -- -купец. Проскуров не проронил ни одного слова.
-- Д-да, -- сказал он, когда я кончил. -- Все это будет иметь свое значение. Ну-с, а помните ли вы лица этих людей?
-- Да, за исключением разве купца. Проскуров бросил на меня взгляд, исполненный глубокой укоризны.
-- Ах, боже мой! -- воскликнул он, и в тоне его слышалась горечь разочарования. -- Гм... Конечно, вы не виноваты, но его-то именно вам следовало заметить. Жаль, очень жаль... Ну, да все же он не избегнет правосудия.
Менее чем в полтора часа мы были уже на стане. Распорядившись, чтобы поскорей запрягали, Проскуров приказал позвать к себе сотского.
Тотчас же явился мужичок небольшого роста, с жидкой бородкой и плутоватыми глазами. Выражение лица представляло характерную смесь добродушия и лукавства, но в общем впечатление от этой фигуры было приятное и располагало в пользу ее обладателя. Худой зипунишко и вообще рваная, убогая одежонка не обличали особенного достатка. Войдя в избу, он поклонился, потом выглянул за дверь, как бы желая убедиться, что никто не подслушивает, и затем подошел ближе. Казалось, в сообществе с Проскуровым он чувствовал себя не совсем ловко и даже как будто в опасности.
-- Здравствуй, здравствуй, Евсеич, -- сказал чиновник радушно. -- Ну, что? Птица-то у нас не улетела?
-- Пошто улетит? -- сказал Евсеич, переминаясь. -- Сторожим тоже.
