спуска. Обе ракеты нырнули в живую слизь, находившуюся всего в десяти метрах от грузовика. Послышались два глухих взрыва, громкий искровой треск разрядов, и в воздух полетели клочья фиолетового студня. Чудовище скорчилось и замерло. Я тронул грузовичок, осторожно подъехал ближе. Фиолетовое желе слабо вздрагивало, и последние искорки пробегали в его глубине. Но канадец исчез бесследно. Приоткрыв дверцу, я метнул в студенистую массу две зажигательные гранаты; от сильного жара она затрещала, сжалась и перестала трепетать. Тем временем подошли остальные. - Какой ужас! - пробормотал Джейнс. - Боюсь, что мы ничего уже не можем сделать для вашего механика, сказал я. - Разве что его похоронить. Но когда мы разрубили топором сморщенное и ставшее словно деревянным тело этой твари, внутри оказался лишь золотой перстень с печаткой - и больше ничего! В подавленном настроении мы погрузили два пулемета. Американские летчики сели в кузов, Этьен занял свое место у ракетной установки, и мы вернулись на корабль. На следующий день нам пришлось сделать еще несколько рейсов, чтобы забрать остальное оружие, боеприпасы, электромоторы и все, что могло пригодиться. Последним повел грузовик Мишель и снова столкнулся с фиолетовой смертью. Он расстрелял издали четыре таких отвратительных и страшных слизняка. Едва грузовичок вернулся на палубу, мы снялись с якоря и немедленно отплыли, угостив на прощание ракетным залпом слишком любопытную гигантскую гидру, которая разлетелась на куски. Теперь я чувствовал себя куда увереннее, нежели вначале. Во-первых, мы удачно выполнили свою миссию, а во-вторых, отныне я мог доверить управление людям, из которых по крайней мере двое действительно знали, что такое корабль и как им управлять.
Я ПОВИДАЛ НЕВЕДОМЫЕ ЗЕМЛИ
Препоручив техническое командование полностью Джейнсу и его офицерам, мы с Мишелем оставили за собой лишь общее руководство экспедицией. Я отправил радиограмму в Кобальт-Сити, потом по совету Уилкинса попытался связаться с Нью-Вашингтоном. Как ни странно, мне это сразу удалось. Джейнс коротко доложил обо всем, передал нам благодарность правительства и приглашение посетить остров. - Очень сожалею, - ответил я, - но сейчас принять приглашение не могу. До Нью-Вашингтона самое меньшее десять тысяч километров; у нас просто не хватит горючего. Сначала мы вернемся в Кобальт-Сити. - Почему вы, французы, назвали так свой город? - спросил О'Хара. - Да потому, что он больше всего походит на ваши города Дикого Запада восьмидесятых годов, во всяком случае мы их представляем именно такими. Выбравшись из зловонной реки, 'Темерер' взял курс на северо-запад. Дул сильный ветер, и наш кораблик низко кланялся волнам, несмотря на протесты кое-чьих желудков. Наполовину по-английски, наполовину по-французски мы продолжали разговор. Когда не хватало какого- нибудь слова, Бирабан выступал в роли переводчика. Первый день плавания прошел без происшествий. К ночи море успокоилось, однако мы все же сбавили ход. Я оставил на мостике Смита и лег спать. Пробудила меня необычная качка. Я прислушался, пытаясь сообразить, в чем же дело, потом понял: моторы не работали - и мы стояли. Торопливо натянув одежду, я поднялся на палубу. - Что случилось? - спросил я у рулевого. - Не знаю. Мы только что остановилась. - Где американский капитан? - На корме вместе с инженером. Из люка высунулась голова Мишеля: - В чем дело? Почему стоим? - Сам не знаю. Иди сюда! - Сейчас... иду. Едва он произнес последнее слово, как раздался громкий всплеск и весь корпус судна вздрогнул. Я услышал звонкое английское ругательство, потом удивленный возглас и крик, страшный крик: - Все вниз! Вниз! В то же мгновение Смит сбил меня с ног и скатился в люк. Уилкинс буквально нырнул вслед за нами. Смит высунул голову, убедился, что на палубе никого не осталось, и задраил дверцу. При свете лампы я разглядел белые, искаженные лица американцев. С грохотом захлопнулась дверь матросского кубрика. Последовал новый толчок, и 'Темерер' накренился на правый борт. Споткнувшись, я больно ударился о переборку. - Говорите же, что это, черт побери? Уилкинс наконец ответил: - Гигантские кальмары! Я почувствовал, что холодею от ужаса. С самого детства, когда я впервые прочитал 'Двадцать тысяч лье под водой', эти животные наводили на меня панический страх. Еле ворочая языком, я проговорил по-английски. - Пойдемте со мной!.. На подгибающихся ватных ногах мы поднялись по лесенке на закрытый мостик, выглянув сквозь большие иллюминаторы, я увидел, что залитая лунным светом палуба пуста. Только на носу за рамой раке гной установки извивалось нечто вроде толстого каната. Потом метрах в десяти от левого борта из черной воды всплыла на мгновение какая-то масса и щупальца замелькали в воздухе на фоне восходящей луны. Мне показалось, что длиной они были не менее двадцати метров! К нам присоединился Мишель, потом остальные американцы. Смит рассказал, как все произошло. Когда оба винта сразу застопорило, он с Уилкинсом пошел па корму и нагнулся, чтобы узнать, в чем дело. Прямо на него смотрели огромные, чуть светящиеся глаза. Чудовище взмахнуло щупальцами, и тогда он закричал... Мы попробовали запустить машину; винты вспенили воду, 'Темерер' прополз несколько метров, потом моторы снова заглохли и последовала новая серия толчков и рывков. - Подождем, - посоветовал Уилкинс. Казалось, эта ночь никогда не кончится. Но только на рассвете мы увидели, как велика опасность. По крайней мере тридцать 'кальмаров' окружили судно со всех сторон. Разумеется, это были не кальмары, хотя с первого взгляда любой мог ошибиться. У них было вытянутое, заостренное сзади тело без хвостового плавника длиной от десяти до двенадцати метров и диаметром от двух до трех метров. Спереди росло шесть огромных щупалец двадцатиметровой длины и толщиной до полуметра каждое. Щупальца были вооружены блестящими когтями, заостренными на концах и чуть расширяющимися в середине, как наконечники пик. У основания щупалец располагалось шесть глаз. - Похоже, это двоюродные братья гидр, - заметил я. - На их родство мне сейчас в высочайшей степени наплевать, отозвался Мишель. - Если они все разом уцепятся за борт, тогда, старина, наш 'Темерер'... - Какой же я идиот! Надо было поставить ракетные установки на турели! - Раскаиваться поздно. А что, если просунуть в иллюминатор пулемет с самолета? И надо будет поместить винты в тоннель... если только мы выберемся! Я крикнул матросам: - Тащите сюда пулемет и ленты! Только не выходите на палубу! - Осторожно!.. - предупредил нас Мишель. Одно чудовище приближалось, пеня воду щупальцами. Вот оно уцепилось за поручень правого борта и оторвало его напрочь. - Может быть, если нам удастся убить хоть одного, остальные займутся им? Прозвучал звонок, я подошел к переговорной трубке. - Капитан, винты освободились. - Хорошо, будьте наготове. Как только скажу, давайте вперед до полного. Трое матросов втащили по трапу пулемет. Я приспустил одно стекло, выставил наружу ствол и уже хотел открыть огонь, когда Мишель хлопнул меня по плечу. - Постой! Пусть стреляет американец: они лучше знают свое оружие. Я уступил место Смиту: пулемет в его ручищах казался детской игрушкой. Он тщательно прицелился в 'кальмара', дремавшего на волнах, и дал очередь. Раненое животное буквально выпрыгнуло из воды, потом пошло ко дну. Смит уже целился во второго, как вдруг разразилась настоящая буря: десятки гигантских рук бушевали на палубе, сокрушая все на своем пути. Сорванные поручни летели за борт, щиток носового пулемета был смят, со звоном вылетело стекло, и одно щупальце просунулось в отверстие иллюминатора, сорвав при этом раму. Чудовищный отросток яростно извивался. Мишеля швырнуло о стену, мы с Уилкинсом от ужаса не могли шевельнуться, и только Смит сразу пришел в себя. Сорвав с крюка пожарный топорик, он размахнулся широким жестом дровосека и начисто отсек щупальце. Через полуоткрытую дверцу я бросился к радиопередатчику, чтобы успеть послать сигнал бедствия, пока еще целы мачты антенны. 'Темерер' все сильнее раскачивался с борта на борт. Я слышал, как один матрос крикнул: 'Спасайтесь! Тонем!' Все море вокруг бурлило от ударов змеевидных отростков, так что жутко было смотреть. И тут случилось чудо, которое спасло нам жизнь. Метрах в двухстах от нас на поверхность высунулась огромная плоская голова более десяти метров длиной и словно раскололась вдоль, открыв прожорливую пасть, усаженную белыми острыми зубами. Одним взмахом она надвое перехватила первого 'кальмара' и устремилась к следующему. Рядом вынырнули еще две такие же головы, и между вновь прибывшими и 'кальмарами' началась битва, такая свирепая и жестокая, что я до сих пор не знаю, сколько она продолжалась, минуту или целый час! Так же внезапно море успокоилось: лишь обрывки щупалец и мертвые туши покачивались на волнах. Прошло минут десять, прежде чем мы наконец поняли, что спасены. И когда это дошло до нашего сознания, мы на полном ходу пустились на север. К вечеру слева по борту показался скалистый архипелаг; утесы его на фоне заката напоминали развалины замков. Мы осторожно приблизились. Когда до берега оставалось совсем немного, я заметил между двумя зазубренными скалами подозрительное волнение. Еще через минуту мы разглядели стаю 'кальмаров' и, резко свернув направо, дали полный ход, оставив чудовищ за кормой. Светлая лунная ночь позволяла идти, не снижая скорости. Мы чуть не задели одинокого 'кальмара', дремавшего на волнах, и тут же разнесли его в клочья ракетным залпом. Утром впереди был замечен остров. О'Хара залез на рубку, захватив с собой карту, составленную по аэрофотоснимкам в инфракрасных лучах. Нам удалось отыскать на ней этот узкий клочок земли, вытянутый с востока на запад и расположенный между экваториальным континентом, который мы оставили позади, и северным материком. Фотоснимки, сделанные с большой высоты, были очень
