креветками, овощами.
И приветливо кланялись хозяева лавчонок, похожие на наших деревянных спутников.
Снова под колёсами промчался большой мост — Токио кончился. И впереди открылась дорога, небо и звёзды.
Шубенко запел; я тоже стал подпевать.
Так мы и ехали, пока не увидели в луче света красную трубу с серпом и молотом, японских грузчиков, дремлющих на причале, пока не услышали знакомое протяжное «динь-дон, динь-дон».
Свой дом, своя палуба, своя работа.
И ПРОЩАНИЕ И ВСТРЕЧА
На следующее утро мы вошли в Иокогаму. Шубенко с мостика оглядел порт и протянул мне бинокль:
— Ну, смотри.
Я вскинул его, и окуляры заполнили огромные буквы: «Новиков-Прибой».
На корме теплохода стоял могучий человек в берете и махал рукавицей. А на причале нас ждали уже два моряка.
Один ждал, сложив на груди руки, а второй подбрасывал в руке какую-то банку.
— Это мои дружки: Федотыч — механик и Виктор Са-ныч — «грузовой», идут проведать! — Шубенко положил руку мне на плечо: — Ну, а тебе пора. Собирайся!
Спрятал я в чемодан кукольное семейство, уложил вещи и подошёл ещё раз к капитану — попрощаться. Он протянул мне руку:
— Ну, будь! Ты пока плыви в Америку, мы — в Арктику, йотом в Зеландию вместе. Идёт? А на «Новиков» тебя ребята проводят. — Он посмотрел на друзей.
Я кивнул. Пожал лапу Бойсу и вышел на причал. «Чаленко» стал отходить. А я всё стою, машу рукой, грустно мне: «Неужто никто меня с палубы не видит?»
Хоть и был-то здесь несколько дней, а привык, освоился. Но вот появились на мостике капитан, рядом с ним рыжий штурман Володя, а на руках у него Бойс. Лает на меня: зачем остался?
Я помахал ему: ничего, пёс, встретимся.
Смотрю, а с кормы вся команда прощается.
Вышел «Чаленко» из порта, как загудит на прощание! Я присел было на чемодан да слышу два голоса:
— Ну, пошли?
Оглянулся. А это гости капитана — механик Федотыч и похожий на индейца «грузовой» Виктор Саныч. Стоит, в руке банку кофе подбрасывает. И сам коричневый, как кофейное зерно.
С ними я и пошёл на «Новиков».
«САКИЯКИ»
Поднялись мы по трапу, а навстречу капитан и рядом с ним боцман. Могучий. Брови мохнатые, седые, да глаза под ними добрые. Протянул руку, спрашивает:
— Пополнение?
— Пополнение, Никоныч! — сказал за меня «грузовой».
— Давайте, давайте, — усмехнулся Никоныч. — У меня всегда работа найдётся. Пока устраивайся.
Поставил я чемодан в каюту, а тут опять Виктор Саныч:
— Ну-ка пойдём, кофейку попьём.
Чем ближе мы подходили к его каюте, тем крепче становился кофейный запах.
На столе в графине с кипятильником булькала вода. А на диване, положив ногу на ногу, сидел Федотыч и помешивал ложечкой в стакане.
Виктор Саныч взял знакомую банку, сыпанул мне в стакан две с верхом ложки кофе.
— Много! — сказал я. — Это очень много!
— А Саныч только такой и пьёт! — заметил Федотыч.
У него кровь пополам с кофе. Оттого он и вертится, как заводной! Грузами, как оркестром, командует.
— Л иначе попробуй повертись, — откликнулся Саныч. В это время в двери появилась голова в рабочей каске, и вошёл высокий парнишка-японец, в руках рукавицы. Он по-свойски сел и тоже налил себе кофе.
— Это Модзи. С грузчиками в трюмах работает, — сказал Виктор Саныч. Мы с ним по ночам часто кофеёк гоняем. Для бодрости.
Модзи кивнул. Отхлебнул глоток. Закурил и, выпустив в потолок колечко дыма, важно сказал:
— Завтра все ко мне домой, на сакияки!
— А что, поедем? — посмотрел на меня и на Федотыча Виктор Саныч.
— Чего же не поехать! — рассудил Федотыч. — Человек рабочий. Да и сакияки дело вкусное. Национальное японское блюдо!
И я кивнул: едем! Как все, так и я!
Весь вечер я повторял слово «сакияки». Привязалось!
СЕКРЕТ
За рулём «тоёты» нас уже ждал вчерашний знакомый. В простенькой рубашке и в резиновых босоножках на босу ногу.
Виктор Саныч похлопал по спинке сиденья и весело спросил:
— Модзи, «тоёта» твоя?
— О'кей, — кивнул парень и повёл машину. «Наверное, хороший специалист, — подумал я. — Простой рабочий на такую машину не быстро разгонится».
Модзи небрежно держал руку на руле. Навстречу нам летела красивая дорога. Слева шумело синее- синее море, а справа нависали желтые скалы, все в зелёных кустах, таких пушистых, будто их расчёсывал и взбивал какой-нибудь парикмахер. Через дорогу пробежала цепочка ребят с рюкзаками, в панамках. Посмотрели на нас одинаково чёрными глазами и стали взбираться в гору.
— Начинаются каникулы, — сказал Модзи.
Наконец машина остановилась. Рядом стояли два дома. В глубине одного, похожего на старый склад, громоздились ящики с бутылками кока-колы, сигаретами. За прилавком курил высокий болезненный мужчина, а рядом с ним у столба, подпиравшего крышу, стояли мальчик и девочка. Они робко поглядывали на нас.
Второй дом, справа, был двухэтажный, крепкий. Возле него ветвились ухоженные сосенки.
Я растерялся, не зная, куда идти. Но Модзи показал: «Направо, направо».
У двери стояла полная седая женщина в пёстрой кофте, улыбалась и кланялась.
Я стал было на пороге снимать туфли, но женщина замахала руками и сказала:
— Не надо. У нас сидят только на стульях.
В большой комнате у стола хлопотала краснощёкая толстушка, сестра Модзи. Модзи по-хозяйски осмотрел стол и грубовато стал торопить её: «Быстрей, быстрей!»
Он подошёл к телевизору, включил его, и по цветному экрану помчались цветные всадники. Началась
