всех трудах старый зипун, подпоясался веревкой, сунул за нее топор, взгромоздил на плечо ружье суворовского кремневого фасону.
А старуха тем временем наставляла его:
- Голубя встретишь - не секи: грешно, божья птица. Соловья, скворца тоже не секи: птицы певчие. Зайца не трожь: жалко, зверек маленький, безобидный, все равно что дитеночек.
- Кого же сечь мне? - всполошился старик.
- Кабана, картофельного вредителя. Медведя, скотского ненавистника.
Тут она замолкла. Старик перекрестился в святой угол и ушел. Старуха проводила его глазами до околицы, затем крепко уселась возле своего окошка и стала переговариваться с теми, кто проходил мимо. Когда у нее не было своих дел, она любила заниматься чужими.
Первую половину дня старику не счастливило: птицы встречались только запретные - соловьи, голуби, а звери только совсем поганые - крысы, мыши, жабы.
Он хотел уж воротиться домой и обмануть старуху: ис-крестил-де вдоль и поперек весь лес - ничего в нем нетути. Но тут ему сильно повезло. На лесной прогалинке спал большущий медведь, от него шел такой храп, что деревья кругом вздрагивали. Одна медвежья лапа крепко обнимала толстую колодину, на которой как на подушке лежала медвежья голова.
Сгоряча старик чуть было не замахнулся на всего медведя, но вовремя призадумался. С его ружьишком и топориш-ком смертельно опасно затевать этакое: если не убьешь одним ударом, другой не успеешь сделать. И старуху не увидишь больше. Да зачем ему весь медведь, хватит и одной лапы.
Тут старик вспомнил, как обходился с медведями его отец - убивая, он говорил: 'Не стал бы трогать тебя, но голодуют мои детушки. Ты пожил, теперь им пожить надо. Прости уж меня, не сердись'. Так и старик сперва шепнул: 'Прости меня, медведко, я отвалю у тебя только одну ногу, ошшо три останутся. Проживешь, привыкнешь. Я вот при двух живу'. Потом собрал весь дух, всю силу и жахнул топором по медвежьей лапе. Она отскочила, как полено от чурки. Старик схватил ее и бежать в деревню. На медведя даже не посмел оглянуться, таков был грозен и страшен медвежий рев. Казалось, весь лес орет и стонет медвежьим голосом.
Старика охватила такая дрожь, будто бы голенького, босого вытолкнули на снег, на трескучий мороз.
Дома он сразу забрался на печку под одеяло и скоро уснул. А старуха остригла лапу, содрала с нее шкуру, мясо поставила на огонь вариться и села прясть медвежью шерсть.
Медведь тем временем зализал искалеченную ногу, приделал к ней деревяшку и пошел искать старика. Шел и жало-бился.
Тут бабушка запела:
Скрыпи, скрыпи, липова нога!
Скрыпи, скрыпи, осинова нога!
Веди, веди, липова нога,
К моему злому обидчику!
Мы всем ребячьим хором подхватили:
Скрыпи, скрыпи, липова нога,
Скрыпи, скрыпи, осинова нога!
Бабушка продолжала медвежью жалобу:
Я по селам шел, по деревням шел...
И земля-то спит, и вода-то спит,
И деревни спят, и деревья спят,
И лошадки спят, и коровы спят,
И собачки спят, и ребятки спят,
И все люди спят. Одна бабушка не спит.
Одна старая не спит, на моей шкуре сидит,
Мою шерстку прядет - не упрядывает,
Мою ноженьку варит - не уваривает,
Мое мясо ест - не уедывает,
Мои косточки гложет - не угладывает.
Скрыпи, скрыпи, липова нога,
Сильней скрыпи, осинова нога!
Услыхала медвежью жалобу старуха, всполошилась: 'Про меня ведь канючит косолапый' - и разбудила старика.
А медведь ближе-ближе, шастает уже по двору, по сеням. Медвежья жалоба громче-громче.
Похватали старики наспех что подвернулось под руку и убежали для скорости каждый в свое окошко. А медведь обшарил всю избенку, никого не нашел и рассердился. Сперва на печку: 'Ты, негодная, варила мою лапу' - и разбросал печку по кирпичику. Потом рассердился на прялку: 'Ты пряла мою шерсть' - и разломал, иззверюхал всю на кусочки, на щепочки. Потом воротился домой, в лес.
Бабушка умолкла. Мы тоже помолчали недолго, затем пристали к ней:
- Где теперь медведь? Где старики, вернулись домой?
- Не знаю, не знаю, - отмахивалась от нас бабушка. - В сказке про это ничего нет.
МЕДВЕДЬ- ОБОРОТЕНЬ
Недалеко от нашей деревни стояла маленькая избушонка - сторожка лесного обходчика. Лес около нее был нешироко порублен. На этой солнечной полянке густо росла малина.
Ребятишки любили делать на нее налеты. Иногда попадались в руки сторожам, лишались малины да еще получали изрядную волосянку. Но налеты продолжали: и малина почему-то казалась слаще своей, и было ее - не выберешь, и еще было интересно провести жадного обходчика.
Работали мы обычно ватагой с разными выдумками. Главным мастаком на выдумки был наш коновод Ванька Уздяков, широколицый, широкоротый, вечно не чесанный, беспоясный. Одно лето мы морочили лесного сторожа огородными пугалами - выберем почудней, пострашней и переставим с огорода к сторожке. Пока обходчик дивуется и гадает: откуда, как появилось этакое чудо-юдо, мы вдоволь нашишкаем малины - и домой. А пугало обходчику - на память. Так перетаскали с огородов чуть ли не все пугала, повергли нашу деревню в великое смятение:
'Седня ночью украли и у нас'.
'Да что ночью, у меня вот средь бела дня. Прилегла я соснуть на минутку, в энто время и оставили огород без хозяина. То ли украли, то ли сам ушел'.
По деревне поползли разные страхи: орудует нечистая сила; жди пожара, повальных болестей.
Но вот пропавшие пугала обходчик принес на наш двор и сказал моему отцу, который был деревенским старостой:
- Зови народ, пускай разбирают свое добро.
Народ сбежался мигом. Тут и узналось, как перешли пугала с огородов в лес.
Их разобрали и поставили на прежние места, обходчика поблагодарили, а потом и нас, кого за волосья, кого по щекам, кого в загривок.
И еще памятна такая выдумка. Ванька Уздяков, проходя мимо нашей избы, послал мне лихой свист, каким собирал свою ватагу. Я мгновенно выскочил на улицу.
- Малина поспела, - сообщил Ванька. - Надо ухватить, пока не обобрал обходчик.
- Там новый, - сказал я. - Вчерась приходил к тятьке.
- А знаешь, кто это? - Ванька распахнул от уха до уха свой рот. Медведь. Тот самый, Аипова Нога, про которого сказывала бабушка. Ты видел его?
- Ну, видел.
- Одна нога деревянная. Верно?
- Верно. Говорят, на войне лишился. Солдат он.
- Никакой не солдат, а самый-самый тот медведь. Он - оборотень. Может показаться и человеком, и медведем, и кем угодно, как вздумается ему.
Таким же способом - сперва лихой свист, потом сказ про медведя Ванька быстро собрал всю нашу ватагу. Мы немедля похватали берестяные туески и помчались скоком в лес, как жеребята-игруны.
На подходе к сторожке обходчика Ванька разделил нас на две группы, одну поставил петь, другую - собирать малину. По взмаху Ванькиной руки певуны грянули:
Губы, ягоды беру
У медведя на бору.
Медведь-костыль
На печи застыл.
Передохнули и снова:
Губы, ягоды беру...
[Губы - грибы]
