силах сдержать темперамент, бросился наЖюли.
И московские ухабы нежно повалили парочку прямо между ленинами, между тюками с одеждою, между чемоданами и картонками Жюли, агрузовик все переваливался и переваливался по очередной столичной улицею
КузьмаЕгорович, Жюли и Машенька, напевающая французскую песенку, сидели в обшарпанной, с низким потолком комнате и играли в подкидного.
-- Фу, Маша! -- сказалаЖюли и покосилась наприоткрытую дверь, закоторою видны были склонившиеся над столом Вероникас Никитою, -- это песня совсем непристойная!
-- Веронику боишься? -- ехидно спросилаМашенькаи продолжилапеть.
-- Фу, стыдно!
Но тут как раз Вероникапоявилась самаи, смешав карты, выложиланастол макет предвыборного плаката: МОЛОДЕЖНАЯ РОК-ПАРТИЯ: ГОЛОСУЙТЕ ЗА НИКИТУ КРОПАЧЕВА, -- ниже фото, еще ниже -- СЫНА КУЗЬМЫ КРОПАЧЕВА.
-- Ничего, папа, -- возник Никитаиз-заспины супруги и положил отцу наплечо руку, как наизвестной картине. -- Но мы пойдем другим путем.
КузьмаЕгорович поизучал бумагу, буркнул иронически:
-- Партияю Ты, что ли, придумаламеня приплести?
-- Все должно передаваться по наследству, папочка, -- ответилаВероника. -Особенно власть. Но нам нужны деньги. Много денег.
КузьмаЕгорович продемонстрировал более чем скромную обстановку и развел руками: вот, дескать, все, что я стяжал зажизнь в аппарате. Верониканезаметно ткнуламужав бок.
-- Знаем-знаем, -- сказал Никита. -- Идейный коммунист. Бессребреник, -и, хитро подмигнув, кивнул навыстроившихся в рядок вождей.
-- Что? -- передразнил-подмигнул КузьмаЕгорович.
Никитавзял одного из лениных и подкинул разок-другой, пробуя навес:
-- Неужто ж они такие простые, твои подчиненные, что дарили тебе из годав год вождей без внутреннего, так сказать, содержания?
-- Дакак ты посмел?! Как посмел оскорблять честных, порядочных людей?! А ну поставь наместо! Не пачкай своимию -- КузьмаЕгорович аж зашелся в праведном гневе.
-- У папочки руки чистые! -- вступилась Машенька. -- Я самавидела -- он недавно мыл. С мыломю
Никитасостроил гримасу восхищения:
-- Ну, отец!
Нагруженная тяжелыми сумками, видно -- из магазинаили с рынка, Жюли вошлав квартиру и услышалав комнате гром, треск, звон.
Тихонько приоткрыв дверь, увидела, как КузьмаЕгорович крушит ржавым молотком уже, пожалуй, восьмого ленинапосреди осколков семи предыдущих, как со вниманием старателя осматривает осколки, как принимается задевятого. Жюли наблюдаламолча, в некотором ужасе.
Надесятом КузьмаЕгорович заметил Жюли и пояснил смущенно:
-- Чистый, бля, гипс!..
Подземный переход выплюнул очередную порцию толпы.
КузьмаЕгорович огляделся. Отметил Памятник. Отметил Здание. Достал взором, кажется, и до Старой площади. И -- ринулся в следующую толпу, ту, что вечно копилась у Детского Мира.
-- Какой вы упрямый, Кузьма! -- пыталась поспеть засожителем бедняжкаЖюли. -- У меня осталось еще франков двести. Поехали в ЫБерезкуы. Я виделатам вчеракостюмчик прямо наМашеньку.
-- Пусть намедные деньги, -- ответил КузьмаЕгорович, продолжая проталкиваться, -- зато насоветские!
-- Все равно, -- возразилаЖюли, -- ничего здесь не купим.
-- Купим-купим, -- злобился КузьмаЕгорович. -- Может, мы и развалили страну. Но не до такой же степени!
Наконец, толпавынеслаих в центральный зал и заметно поредела: как по причинам гидродинамическим, так и потому, что товара, в сущности, не было.
КузьмаЕгорович остановился посередине и оглядывался растерянно.
-- А я тебе говорю -- он! -- убежденно шепнулапровинциальная дамасвоему не менее провинциальному мужу.
Другой провинциал с двумя авоськами, под завязку набитыми рулонами туалетной бумаги, подкрался к Кузьме Егоровичу сзади и робко тронул заплечо:
-- Научите, КузьмаЕгорович, как жить дальше?.. Вы зря нанас обижаетесь: простой народ -- он всегдабыл завас!
А с третьей стороны кто-то уже тянул шариковый карандашик и командировочное удостоверение:
-- Распишитесь, КузьмаЕгорович! Внукам завещаю!
Жюли победно оглядывалась по сторонам, как юбиляршанаторжественном вечере.
-- Не сдавайся, Егорыч! -- неслось из толпы, которая собралась уже вокруг нашего героя.
-- Мы им еще покажем!
-- Чуть что -- сразу снимать! А сами народ накормить не могут!
-- Тихо, друзья, тихо! -- подняв сжатые кулаки и едване сквозь слезы, говорил КузьмаЕгоровичю
В директорский кабинет ворвалась юная администраторша:
-- Там, Вадим Васильевич, -- Кропачев! Народ баламутит! Того и гляди, наКремль пойдут! -- и выскочила, сверкнув безумным глазом.
Директор -- руканасердце -- занею: в предбаннике работал десяток мониторов, и вот, к центральному и бросился.
Островок под Чебурашкою, где стояли КузьмаЕгорович и Жюли, был окружен народом. Директор откинул напульте крышку-ящичек: там оказался прозрачный стеклянный колпак. Прямо кулаком, не боясь ни крови, ни боли, саданул по нему и нажал наогромную, как грибок для штопки, красную кнопкую
И тут же вылетели из разных подъездов соседнего Здания десяткадвамолодых людей в штатском и трусцой двинулись к магазиную
-- Микрофон! -- крикнул Равиль, появившись в директорском предбаннике, и над огромным, полным народазалом разнесся многократно усиленный равилев голос: -- Товарищи! В секции номер шестнадцать, начетвертом этаже, имеются в продаже колготы, производство Франция. Имеются в продаже колготы, производство Францияю
В то же мгновенье толпасталарассасываться и буквально через десяток секунд КузьмаЕгорович и Жюли сновастояли в одиночестве.
-- Ну, народ! -- качнул головою КузьмаЕгорович.
Седовласый, расхаживая по кабинету, диктовал помощнику, который отстукивал намашинке:
-- Написал? Запредотвращение попытки государственного переворота. Точкаю
Пожилая женщинанамгновенье оторвалась от стеклас тем, чтобы приподнять к подоконнику внучку, -- и вот, указывалаей куда-то.
А это -- в драном, внакидку, пальто, в тренировочных, с пузырями в области колен брюках возвращался КузьмаЕгорович от помойки, помахивая пустым ведром. Задержался возле дворовой горки.
-- Слаб, дед?! -- крикнулаМашенькаи лихо, наногах, съехалавниз.
Бабушки и нянюшки, призирающие запитомцами изнеподалека, бросали наКузьму Егоровичатактичные взгляды.
-- А вот и не слаб! -- ответил КузьмаЕгорович, скатился тоже и попал прямо в объятия некоего старичка.
-- Между прочим, -- выговаривающим тоном произнес старичок, -- в ЖЭКе вчерабыло партсобрание. Нехорошою
Где-то там, напроспекте, у въездаво двор, собралась кучкалюдей и тоже заКузьмою Егоровичем наблюдала. Мимо прошел слесарь- водопроводчик, пьяный, в экипировке, с чемоданчиком, и, несмотря напятидневную слесареву щетину, пристальный взгляд обнаружил бы в водопроводчике Равиля.
У входав подъезд КузьмаЕгорович нос к носу столкнулся с участковым: пожилым ментом в капитанских погонах. Мент не ответил накивок, отвел глаза, и Кузьме Егоровичу стало тревожно. Не обращая внимания навозраст, он буквально полетел по лестнице напятый этаж. Правда, наплощадке четвертого пришлось поневоле приостановиться, борясь с задышкою, -- но очень ненадолго.
Жюли плакалаи укладывалавещи.
-- Я не преступница, -- сказала, завидя Кузьму Егоровича. -- Я свободная женщинаи не хочу быть ни к кому приписанаю
-- Прописана, -- поправил КузьмаЕгорович.
Жюли всхлипнулаи сталанадевать шубку.
-- А ну прекратить! -- прикрикнул КузьмаЕгорович несколько по-командирски, из былой своей жизни.
-- Что? -- возмущенно отреагировалаЖюли натон.
-- Я постараюсь уладитью -- примирительно ответил КузьмаЕгорович.
-- Не надо мне ничего улаживать! Я не виноватани в чем, чтобы улаживать!.. -- и, подхватив чемоданы, отпихнулаКузьму Егоровича, побежалавниз.
-- Дура! -- заорал тот вдогонку. -- Истеричка! -- и, схватившись засердце, осел по стене.
Жюли стояланапаперти вечернего ЫИнтуристаы. Заотчетный период ничего возле него не переменилось ни в атмосфере, ни в публике -- разве что прежнего швейцаразаменил Равиль в униформе с лампасами и в сивой бороде до поясаи, впуская-выпуская людей, не забывал время от времени скашивать глаз наЖюли.
Лицо ее вдруг озарилось: оназаметилав толпе Кузьму Егоровича, направляющегося к ней.
-- Ты почему здесь?! -- спросил он более чем недовольно. -- Кого поджидаешь?! -- и стыдливо спрятал заспину букетик цветов.
-- Но вас же, Кузьма! -- скромно потупилась Жюли.
-- Неправда! -- уличил КузьмаЕгорович. -- Ты не моглазнать, что я появлюсь здесь!
Какой-то иностранец, заинтересовавшись Кузьмой Егоровичем, щелкнул блицем и тут же был перехвачен Равилем.
-- Как же вы могли не появиться здесь, если наэтом самом месте вы впервыею признались мне в любви?..
-- Слушай, дарагая! Таварищ майор! -- прорезал вдруг шумовой фон знакомый голос с сильным восточным акцентом: двое молодых людей тащили к ГАЗику-воронку давнего нашего знакомцав наручниках. Он вырывался, чтобы успеть договорить все что хотел, покадверцас решеткою не захлопнется: -- Миня, канэшно, расстреляют, но напращанье я должен сказат: как женшинати мне очен панравиласю
Седовласый, разгоряченный после теннисной партии, вошел в душевую раздевалку, где поджидал его смиренный Кропачев.
-- А, Кузьма, -- сказал Седовласый. -- Как поживаешь? Проблемы?
-- Я бы уехал во Францию, а? -- робко спросил КузьмаЕгорович. -- Зачем я вам тут? Только людей
