– Нет, ты погоди, – сказал Муравей. – Трудиться – обязанность каждого.
– Он поднял лапку. – Каждый день…
– Стой! – крикнул Медвежонок. – Слушай мою команду: к печке бегом, марш!
И Муравей выбежал из лета и сел к печке, а Медвежонок еле-еле протиснулся на его место.
Теперь Медвежонок сидел на пеньке летом, а Муравей поздней осенью у печки в Медвежьем дому.
– Ты посиди, – сказал Медвежонок Муравью, – а придет Ежик, напои его чаем.
И Медвежонок побежал по мягкой теплой траве, и забежал в реку, и стал брызгаться водой, и, если поглядеть прищурившись, в брызгах возникала каждый раз настоящая радуга, и каждый раз Медвежонку не верилось, и каждый раз Медвежонок видел ее снова.
– Эй! – крикнул Муравей в лето. – А кто обещал работать?
– Погоди! – сказал Медвежонок. И снова стал, щурясь, брызгаться и ловить сквозь ресницы радугу.
– Обязанность каждого – трудиться, – говорил Муравей, прижавшись к горячей печке. – Каждый день…
«Заладил, – подумал Медвежонок. – Ну как он не понимает, что это – лето, что оно – короткое, что оно вот-вот кончится и что каждый раз у меня в лапах сверкает радуга"».
– Муравей! – крикнул из своего лета Медвежонок. – Не бубни! Разве я не работаю? Разве я отдыхаю?
И он снова ударил по воде лапой, прищурился и увидел радугу.
ЕЖИКИНА ГОРА
Давно уже Ежик не видел такого большого неба. Давно уже не было такого, чтобы он вот так останавливался и замирал. И если кто у него спрашивал, зачем он останавливается, отчего замирает. Ежик все равно бы ни за что не смог ответить.
– Ты куда глядишь, Ежик? – спросила Белка.
– А, – сказал Ежик. И махнул лапой.
– Ты что там увидел? – спросил Муравей.
– Молчит, – сказала Белка.
– Задумался, – проворчал Муравей и побежал по своим делам.
А Ежику вдруг показалось, что он впервые увидел этот лес, этот холм, эту поляну.
Что никогда-никогда до этого ничего подобного он не видал.
«Как же так? – думал Ежик. – Ведь я столько раз бежал по этой тропинке, столько раз стоял на этом холме».
И деревья были такие необыкновенные – легкие, сквозящие, будто сиреневые, и полны такой внутренней тишиной и покоем, что Ежик не узнавал знакомые с детства места.
– Что же это? – бормотал Ежик. – раньше не видел всего?
И птицы, те немногие птицы, что остались в лесу, казались теперь Ежику необыкновенными.
«Это не Ворона, это какой-то Орел кружит над лесом, – думал Ежик. – Никогда не видел такой огромной птицы».
– Все стоишь? – спросил Муравей. – Я уже вон какую соломину оттащил, а он все стоит.
– Не мешай ему, – сказала Белка. – Он думает.
– Думает, думает, – проворчал Муравей. – Что бы стало в лесу, если б все думали.
– Подумает, и все, – сказала Белка. – Не мешай.
– Все вы бездельники, – сказал Муравей. – Все вы друг за дружку горой.
– И убежал.
А Ежик про себя поблагодарил Белку, потому что он слышал разговор где-то далеко-далеко, будто говорили на облаках, а он – на дне моря.
«Какая она добрая, – подумал о Белке Ежик. – Почему я раньше никогда ее не встречал?»
Пришел Медвежонок.
– Ну что? – сказал он. – Что делать будем?
Ежик смотрел на лес, на холм, на Ворону, кружащую за рекой, и вдруг понял, что ему так не хочется отвечать, так не хочется спускаться со своей горы… И он стал благодарно думать о том, по чьей доброте на этой горе оказался.
ПТИЦА
Все лето Заяц плел веревку, и к осени она у него стала длиной до неба.
«Приделаю крючок, – думал Заяц, – заброшу на звезду и…»
Прибежала Белка:
– Ты что делаешь, Заяц?
– Веревку сплел, – сказал Заяц.
– А зачем?
– Залезу на небо, – сказал Заяц.. – Хочешь, тебя возьму с собой?
– Возьми, – сказала Белка. Ночью высыпали звезды.
Заяц забросил крючок на самую большую звезду, и веревка тонкой паутинкой протянулась от земли до неба.
– Лезь, – сказал Заяц.
– А ты?
– Я за тобой.
И Белка побежала на небо.
Заяц полез следом, но он не умел лазать по веревке, и поэтому сильно отстал.
– Ты где? Лезь скорее! – кричала Белка из темноты. А Заяц лез и лез и уже стал уставать.
– Где же ты? – торопила Белка. Она давно забралась на звезду и ждала Зайца. А Заяц раскачивался посередке, между небом и землей, и у него не было больше сил ни лезть вверх, ни спуститься на землю.
– Ну что ты там? – спросила из темноты Белка.
– Сил нет. Не могу, – сказал Заяц.
– Ты – как по веточке, как по веточке, – сказала Белка.
Заяц раскачивался во тьме, уши его трепал ночной ветерок, он видел далеко внизу родной лес, а вверху – большую звезду и понимал, что сейчас разожмет лапы и упадет.
«Все лето плел веревку, – горестно думал Заяц, – и вот…»
– Эй! – вдруг услышал он знакомый голос с земли. – Кто там висит? И другой знакомый голос ответил:
– Далеко. Не видно.
– Как ты думаешь, Ежик, кто там может быть?
– Птица, – сказал Ежик.
– Какая же птица висит посреди неба? «Редкая», – хотел сказать Заяц. Но промолчал.
– Это Заяц! – крикнула со звезды Белка. – Полез на небо и вот застрял.
– Медвежонок, его надо спасать!
– Спасите меня, – тихо сказал Заяц.
– С каких это пор Зайцы стали лазать по небу? – проворчал Медвежонок и дернул за веревку.
– Ой, – тихо сказал Заяц.
– Как будем спасать? – спросил Ежик.
– Сейчас, – сказал Медвежонок. И убежал.
– Заяц! – крикнул Ежик. – Это ты?
– Я, – тихо сказал Заяц.
– Не слышу!
– Я, – погромче сказал Заяц, потому что, если бы он крикнул совсем громко, он бы упал.
– Это он, он! – крикнула со звезды Белка.
– Держись, Заяц! – крикнул Ежик. – Медвежонок что-то придумал! И тут вернулся Медвежонок с простыней.
– Держи, – сказал он. И дал два конца Ежику. – Заяц! – закричал в темноту Медвежонок. – Прямо под тобой мы растянули простыню, слышишь? Прыгай!
