продолжая играть стрелой.
Неожиданно старец расплылся в улыбке.
- Может быть, и сейчас, - насмешливо ответил он, но сразу же посерьезнел. - А может быть, и когда- нибудь потом. Как ты себе это мыслишь? Идти втроем, да? Ты проведешь парня через Горы, а я - через Край, а потом дружно скажем: вот, парень, место, где тебе предстоит погибнуть. Здесь сидит Бруль. Дальше не наше дело, так что - извини-прощай.
- Я не говорила, что мы войдем в Край вместе с ним, - в замешательстве сказала девушка.
- Но подумала.
- Почему ты заранее лишаешь его всякого шанса на успех? Бруль...
- Бруль, дитя мое - величайший из всех ныне здравствующих мудрецов Шерни! И один из величайших во все времена!
- Величайший - это ты, отец, - быстро парировала она.
- Был! - упрямо ответил он, на этот раз рассерженно. - Был! Мне пришлось отступиться от Шерни, и ты прекрасно знаешь почему!
Она мотнула головой и отвернулась.
- Прости меня, дочка, - мягко подступился к ней Старик. - Я не должен так говорить. Но и это - только очередное доказательство того, что я уже не тот, кем был когда-то.
В комнате повисла тишина. Охотница забавлялась стрелой, Старик наблюдал за дартанцем. Словно почувствовав это, Байлей на мгновение поднял взгляд. Старый мудрец увидел серьезные, сосредоточенные глаза молодого человека, который понимал, что говорят о нем, хотя и не знал слов. В этих глазах мудрец разглядел что-то еще: давно принятое, непоколебимое решение. Человек ищет проводницу и нуждается в помощи. Но, очевидно, что, не найдя ни того ни другого, он все равно пойдет своей дорогой, чтобы совершить то, на что решился.
- А может, суждено... может, нужно, чтобы я совершил что-то перед смертью? - сказал все так же по- громбелардски Старик, не спуская, однако, взгляда со своего гостя. - Не в первый раз поступки Бруля изумляют меня. Может, мне надо с ним встретиться и поговорить? Странные превратности судьбы послали сюда этого парня, и причина его путешествия и в самом деле необычна... Правда и то, что я все равно собирался идти в Край - да, собственно, я и думал именно о том, как встретиться с Брулем. Он лучше всех сумеет определить, какую ценность все это представляет, - мудрец широким жестом показал на свои записи, - пусть это и не касается законов Шерни... Ты хочешь повести его через горы? - спросил он, глядя прямо в удивительные глаза приемной дочери. - Тогда я возьму тебя с собой в Край. Долгая нам предстоит дорога.
- Хочу, - тихо ответила девушка. - Видишь ли, отец... иногда я должна делать что-то такое, что не связано с истреблением стервятников. Я ненавижу мысль о том, что они _существуют_, но порой я еще больше ненавижу их смерть...
Старик кивнул так, будто принял решение, и, повернувшись к Байлею, заговорил по-дартански:
- Мы - с тобой, сын мой.
Молодой человек вздрогнул - и поднял неожиданно просветлевшее лицо, не пытаясь скрыть радости, которую доставило ему звучание родного языка. Когда же до него дошел смысл, он смутился, подумав, что хозяин, вероятно, плохо знает дартанский, и сам просто оговорился...
Старик улыбнулся, видя его растерянность, и продолжил, уже на языке Кону, чтобы его понимала и Охотница:
- Завтра нас... или, скорее, вас ждет тяжелая работа. Нужно будет спрятать в надежном месте мои книги и записи.
Все сомнения рассеялись, и теперь Байлей, не зная, о чем до того шел разговор, с изумлением смотрел на сборы людей, которые внезапно приняли решение бросить все свои дела и занятия, чтобы отправиться в опасное путешествие с человеком, которого они совершенно не знают.
- Не совсем понимаю, - заикнулся он. Хотел было заговорить с проводницей об оплате, но интуиция подсказала ему, что сейчас не время. Значит, вы хотите вот так просто бросить все и идти со мной до границы Дурного Края? Вам-то это зачем? Ради Шерни! Вы зачем это делаете?
Девушка пожала плечами, видимо полагая, что столь пустячные вопросы не заслуживают ответа. Старик же в ответ улыбнулся:
- Бросить все, говоришь? Что бросить, мой юный друг? Эти книги? Подождут! Моя свобода состоит в том, что в любой момент я могу идти хоть в Кирлан, чтобы прикупить себе гусиных перьев. Кроме этой свободы, у меня, собственно, ничего больше нет. Я возьму ее с собой, сын мой. Возьму с собой.
Лучница щелкнула пальцами, мол, лучше не скажешь. Старец сурово добавил:
- Я знаю человека, о котором ты говоришь. Бруль-Посланник, гм... Старик откинул седую прядь со лба. - Возможно, у меня есть что ему сказать. Мы идем с тобой, сын мой, и не только до границы Края...
6
Он потащил ее с собой, потому что хотел спасти Байлея. Но чем дальше, тем становилось яснее, что девушка вряд ли поверит в его историю, так как верить попросту не хочет. Она испугалась. Она, похоже, не любила брата. _Больше_ не любила, ибо для нее он уже год как мертв. Вместе с ним умерла и любовь, а воскресить ее одним словом странной повести практически невозможно. Гольд знал, что случится, когда Лейна увидит Байлея собственными глазами, когда они окажутся лицом к лицу. Сначала, однако, это должно произойти! А привести ее к встрече он может только вопреки ее воле, умыкнув за собой, как пленницу.
Как только пересекли границу, их встретила дружина Гольда. Это была настоящая волчья стая, и Лейна начала постепенно понимать, что происходит и где она находится. Почти половина солдат Гольда происходила из высокорожденных семей, но в это нелегко было поверить. Их грубые манеры и отсутствие должного воспитания внушали ей отвращение. Снова и снова она задавалась вопросом: что, собственно, делает в подобном обществе?
А время шло. Лейна давно потеряла ему счет, она понимала только то, что с каждым днем все дальше удаляется от дома и все сильнее тоскует по нему. Волнующее приключение превратилось в кошмар. Если уж Гольд - мужчина Чистой Крови и сотник гвардии - казался ей омерзительным, то что уж говорить о рядовых солдатах, особенно набранных среди низкорожденных... Она задыхалась в обществе примитивных и вульгарных людей и не желала иметь с ними ничего общего. Ее душила ненависть, поскольку она усмотрела в них представителей нового, ужасающего мира, который занял место мира доброго и прекрасного, оставшегося далеко позади.
С Гольдом она вовсе не разговаривала, отвратившись от него всей душой. Его заместитель, подсотник К.П.Даганадан, был под стать своему командиру. Внешне он, впрочем, походил на медведя; манеры и язык только подчеркивали сходство. От остальных солдат она держалась подальше. К счастью, был еще Рбаль, единственное ее развлечение. Ему было девятнадцать лет, и под ее взглядом он краснел, словно девица. Уже через три дня после того, как она его заметила, она вертела им как заблагорассудится. Само воплощение робости, парень влюбился в нее без ума, а она умело подстегивала его долгими взглядами и многообещающими улыбками.
Все над ним насмехались. У вечернего костра превозносились до небес его мужество и отвага, а он гордо пыжился и оглядывался, слышит ли она их слова. Как всякому влюбленному, ему было невдомек, что он стал всего лишь предметом насмешек. Так полагала Лейна.
Но все не так, как выглядит. В голове дартанки не могла уложиться мысль, что все, сказанное об этом робком мальчишке, могло оказаться правдой. Ее удивляло, что даже не склонный к шуткам Гольд порой присоединял свой голос к общему, насмешливо-шутливому - как ей казалось разговору...
Для Лейны все было в диковинку, малопонятно, будто ее жизнь разделилась невидимой границей на прошлое и настоящее. Не успели пересечь кордон пошел дождь, непрерывный, нескончаемый. Жаркая дартанская осень осталась позади; переход от ведра к слякоти наступил так внезапно, словно обе страны разделяли тысячи миль.
К дождю Лейна никак не могла привыкнуть. Она мерзла в мокрой одежде. Не спасали накидки, капюшоны, плащи. Просачивалась влага, сырость, а то, что солдаты, похоже, вовсе не обращали на это внимания, окончательно выводило ее из равновесия. Дождь для них словно не существовал, они не видели его и не ощущали. Не замечали они и ее мокрых волос, постоянного озноба, от которого зуб на зуб не попадал.
С каким наслаждением она увидела бы сейчас их смерть!
- Чего ты хочешь?
