ведь совершили юнцы из честолюбия. Отпустите их, даже с оружием. (27) Но берегитесь, как бы ваши мягкость и сострадание, если люди эти возьмутся за оружие, не обернулись несчастьем! (28) Положение само по себе, разумеется, трудное, но, быть может, вы не боитесь его. Да нет же, оно необычайно страшит вас, но вы, по лености и вялости своей - каждый ожидая, что начнет другой, - медлите, очевидно полагаясь на бессмертных богов, не раз спасавших наше государство во времена величайших опасностей. (29) Не обеты и не бабьи молитвы обеспечивают нам помощь богов, бдительность, Деятельность, разумные решения - вот что приносит успех во всем; пребывая в беспечности и праздности, умолять богов бесполезно: они разгневаны и враждебны. (30) Некогда Авл Манлий Торкват во время галльской войны повелел казнить своего сына за то, что тот, нарушив приказ, вступил в бой с врагом. (31) И этот замечательный юноша за свою неумеренную отвагу поплатился жизнью. (32) А вы медлите с приговором жесточайшим паррицидам? (33) Очевидно, вся их прежняя жизнь не позволяет обвинить их в этом преступлении. Что ж, снизойдите к высокому положению Лентула, если сам он когда-нибудь оберегал свою стыдливость, свое доброе имя, щадил кого-либо из богов или людей; простите Цетега по молодости лет, хотя он уже во второй раз пошел войной против отечества. (34) Стоит ли мне говорить о Габинии, Статилии, Цепарии? Если бы для них когда-нибудь хоть что-нибудь имело значение, они не вынашивали бы таких замыслов в отношении государства. (35) Наконец, отцы-сенаторы, будь у нас еще время, чтобы допустить промах, я, клянусь Геркулесом, охотно примирился бы с тем, чтобы вас поправили сами обстоятельства, раз вы не обращаете внимания на слова. Но мы окружены со всех сторон; Катилина с войском хватает нас за горло; внутри наших стен, и притом в самом сердце Города, находятся и другие враги, и тайно мы ничего не можем ни подготовить, ни обсудить; тем более нам надо торопиться. (36) Поэтому предлагаю: 'Так как вследствие нечестивого замысла преступных граждан государство оказалось в крайней опасности и так как они, изобличенные показаниями Тита Вольтурция и послов аллоброгов, сознались в том, что подготовили против своих сограждан и отечества резню, поджоги и другие гнусные и жестокие злодеяния, то сознавшихся, как схваченных с поличным на месте преступления, надлежит казнить по обычаю предков'.

53. (1) Когда Катон сел, все консуляры и большинство сенаторов одобрили его предложение и стал превозносить до небес его мужество. Бранясь между собой, они обзывали друг друга трусами. Катона же назвали достославным и великим человеком; сенат принял постановление в соответствии с его предложением. (2) Я много читал, много слышал о славных подвигах римского народа, совершенных им во времена мира и на войне, на море и на суше, и мне захотелось выяснить, что более всего способствовало этому. (3) Я знал, что малочисленные римские отряды нередко бились с большими легионами врагов, я установил, что римляне малыми силами вели войны с могущественными царями; что они при этом часто переносили жестокие удары Фортуны; что красноречием римляне уступали грекам, а военной славой - галлам. (4) И мне после долгих размышлений стало ясно, что все это было достигнуто выдающейся доблестью немногих граждан и именно благодаря ей бедность побеждала богатство, малочисленность - множество. (5) Но когда роскошь и праздность развратили гражданскую общину, государство благодаря своему могуществу все-таки держалось, несмотря на пороки военачальников и магистратов, и, словно обессиленный родами, Рим долгие годы не порождал человека великой доблести. (6) Но на моей памяти выдающейся доблестью, правда, при несходстве характеров, отличались два мужа - Марк Катон и Гай Цезарь. Так как в своем повествовании я столкнулся с ними, то я решил не умалчивать о них, но, насколько позволят мои способности, описать натуру и нравы каждого из них.

54. (1) Итак, их происхождение, возраст, красноречие были почти равны; величие духа у них, как и слава, были одинаковы, но у каждого - по-своему. (2) Цезаря за его благодеяния и щедрость считали великим, за безупречную жизнь - Катона. Первый прославился мягкосердечием и милосердием, второму придавала достоинства его строгость. (3) Цезарь достиг славы, одаривая, помогая, прощая, Катон - не наделяя ничем. Один был прибежищем для несчастных, другой - погибелью для дурных. Первого восхваляли за его снисходительность, второго - за его твердость. (4) Наконец, Цезарь поставил себе за правило трудиться, быть бдительным; заботясь о делах друзей, он пренебрегал собственными, не отказывал ни в чем, что только стоило им подарить; для себя самого желал высшего командования, войска, новой войны, в которой его доблесть могла бы заблистать. (5) Катона же отличали умеренность, чувство долга, но больше всего суровость. (6) Он соперничал не в богатстве с богатым и не во власти с властолюбцем, но со стойким в мужестве, со скромным в совестливости, с бескорыстным в воздержности. Быть честным, а не казаться им предпочитал он. Таким образом, чем меньше искал он славы, тем больше следовала она за ним.

55. (1) Когда сенат, как я уже говорил, одобрил предложение Катона, консул, сочтя за лучшее не дожидаться ночи, поскольку за это время могло произойти что-нибудь неожиданное, приказывает тресвирам приготовить все необходимое для казни; (2) сам он, расставив стражу, отводит Лентула в тюрьму; преторы поступают так же с другими заговорщиками. (3) В тюрьме если немного подняться влево, есть подземелье, называемое Туллиевым и приблизительно на двенадцать футов уходящее в землю. (4) Оно имеет сплошные стены и каменный сводчатый потолок; его запущенность, потемки, зловоние производят отвратительное и ужасное впечатление. (5) Как только Лентула спустили туда, палачи, исполняя приказание, удавили его петлей. Так этот патриций из прославленного Корнелиева рода, когда-то облеченный в Риме консульской властью нашел конец, достойный его нравов и поступков. Цетег, Статилий, Габиний и Цепарий были казнены таким же образом.

56. (1) Пока это происходило в Риме, Катилина составил из тех, кого он сам привел в лагерь и кто был у Манлия, два легиона; когорты он образовал в соответствии с численностью воинов. (2) Затем, по мере того, как в лагерь прибывали добровольцы или сообщники, он равномерно распределял их и вскоре пополнил легионы нужным числом людей, тогда как вначале у него было не более двух тысяч солдат. (3) Но из всего войска настоящим воинским оружием была снабжена приблизительно лишь четвертая часть; остальные - как кого вооружил случай - носили дротики или копья; иные - заостренные колья. (4) Но когда Антоний стал приближаться со своим войском, Катилина двинулся по горам - то в сторону Города, то в сторону Галлии, не давая врагам сражения; он надеялся, что у него вскоре будут крупные силы, если в Риме его сообщники осуществят свои намерения. (5) Между тем рабов, которые вначале толпами сбегались к нему, он отсылал прочь, полагаясь на силы заговорщиков и одновременно считая невыгодным для себя впечатление, будто он связал дело граждан с делом беглых рабов.

57. (1) Но когда в лагере узнали, что в Риме заговор раскрыт, что Лентул, Цетег и другие, названные мною выше, казнены, большинство солдат Катилины, которых на путь войны увлекла надежда на грабежи, а вернее, желание переворота, стали разбегаться: остальных он большими переходами через малодоступные горы отвел в область Пистории, намереваясь незаметно уйти по тропам в Трансальпийскую Галлию. (2) Но Квинт Метелл Целер оборонял тремя легионами Пиценскую область, полагая, что ввиду трудности положения Катилина попытается сделать то, о чем говорилось выше. (3) И вот, узнав от перебежчиков о передвижении Катилины, он быстро выступил в поход и укрепился у самого подножья гор, куда тот должен был спуститься для быстрого перехода в Галлию. (4) Впрочем, и Антоний был недалеко, идя с большим войском по пятам Катилины и легко двигаясь по более ровной местности. (5) Увидев, что он отрезан горами и вражескими войсками, что в Городе его постигла неудача и что ни на бегство, ни на поддержку никакой надежды нет, Катилина, придя к выводу, что в таком положении лучше всего попытать счастья в бою, решил возможно скорее сразиться с Антонием. (6) И вот, созвав воинов на сходку, он произнес речь приблизительно такого содержания:

58. (1) 'Мне хорошо известно, солдаты, что слова не прибавляют доблести и что от одной речи полководца войско не становится из слабого стойким, храбрым из трусливого. (2) Какая отвага свойственна каждому из нас от природы или в силу воспитания, такой она проявляется и на войне. Кого не воодушевляют ни слава, ни опасности, того уговаривать бесполезно: страх закладывает ему уши. (3) Но я созвал вас, чтобы дать несколько наставлений и вместе с тем объяснить причину своего решения. (4) Вы, конечно, знаете, солдаты, какое огромное бедствие принесли нам и самому Лентулу его беспечность и трусость и почему я, ожидая подкреплений из Города, не смог направиться в Галлию. (5) Но теперь все вы так же хорошо, как и я, понимаете, в каком мы положении. (6) Два вражеских войска, одно со стороны Города, другое со стороны Галлии, преграждают нам путь. Находиться в этой местности, даже если бы мы очень захотели, нам больше не позволяет недостаток зерна и других припасов. (7) Куда бы мы ни решили направиться, нам надо пролагать себе путь мечом. (8) Поэтому призываю вас быть храбрыми и решительными и, вступив в бой, помнить, что богатства, почести, слава, а также свобода и отечество - в

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×