Энди спросил:
– Пошлют за нами катер?
– Не знаю.
Папа достал из карманы сигареты, потом спички. Я удивился, что он прихватил их, – он бросил курить больше года назад. Папа закурил и глубоко затянулся.
– Расскажу тебе кое-что, Энди, – Лаури знает. Вскоре после покупки «ягуара» Марта повезла нас в Хонитон. Дело происходило летом, главные дороги забиты, и она ехала проселочными. Они тоже были загромождены, да еще повороты через каждые сто метров. Очень раздражало, особенно в такой машине. Наконец за Плимутом дорога очистилась, и впереди остались лишь три машины. Марта нажала на газ. Мы делали свыше восьмидесяти миль, когда она обогнала последнюю машину и поняла, что держало первые две – машина была полицейская.
Энди спросил:
– Ну и что они сделали? Ведь они должны были записать ваш номер.
– Да, но если у тебя нет радара, ты должен ковать железо, пока горячо. Им нужно было обогнать нас и перегородить дорогу. Они, должно быть, решили потом разыскать ее, но по регистрационным данным узнали ее возраст. Не думаю, чтобы их прельщала возможность поучать шестидесятилетнюю леди, которая обогнала их.
Мы вышли в открытое море, и папа убавил подачу горючего.
– Я вот почему вспомнил об этом. Я тогда был прав. В нормальном законопослушном мире нужно делать то, что тебе говорят люди в форме. Но этот мир исчез, по крайней мере на время. Отныне безопаснее следовать правилу Марты – закрыть глаза и прибавить газу.
Я сказал:
– Похоже, нас не преследуют.
– Хорошо. Продолжай следить.
Марта ушла вниз с Анжелой, которую, как и Ильзу, укачивало даже в хорошую погоду. Когда мы отвернули от сравнительно безопасных прибрежных вод, я почувствовал, что у меня в животе тоже все переворачивается. Еще с четверть часа я держался, с удовлетворением отметив, что Энди прилип к поручню раньше меня. Спустя короткое время папа передал мне руль, и ему тоже стало плохо. На одну Марту, казалось, море не действует. Она принесла чашки горячего чая, опасно раскачиваясь с ними вместе с палубой.
Постепенно возможность преследования убывала; во все стороны простиралось пустое серое море. Вернее, почти пустое – мы видели несколько грузовых кораблей: одни из них шли на запад, другие – на восток. Папа заметил, что торговля должна сократиться: ведь неизвестно, в чьи руки попадет твой груз. Время шло медленно, и бьющие о борта волны его не ускоряли. Марта приготовила суп, я съел свою порцию с жадностью и тут же пожалел об этом.
Наконец справа показалась длинная тень Олдерни, а вскоре впереди появился Гернси. Но прошел еще целый век, прежде чем мы оказались в канале Рассела, и еще один – пока мы двигались вдоль бесконечной гавани.
Я чувствовал себя слабым и уставшим, но мне было весело. Мы сделали это, несмотря на дурную погоду, и теперь можно расслабиться. На Гернси я всегда чувствовал себя в безопасности. Гернси – совсем особое место: место, где пьют за здоровье королевы не как королевы, а как герцогини Нормандской, поскольку острова были частью этого герцогства, которое в 1066 году завоевало Англию. Англия, триппи, гражданская война – все это отодвинулось далеко.
Папа снизил скорость до четырех узлов, как требовалось в гавани. С причала за нами наблюдала фигура в форме.
Папа крикнул:
– «Эдельвейс» из Эксетера, временное посещение. Можно причаливать?
– Займите К3. Дорогу знаете?
– Знаю, – ответил папа.
– Хорошо. Добро пожаловать на Гернси.
Он крикнул что-то еще, но порыв ветра отнес его слова. Папа приложил руку к уху, и человек крикнул снова, громче:
– Да здравствует трипод!
Все молчали, пока мы с пыхтением шли к причалу. Гавань была менее загружена, чем летом, но в остальном не изменилась. В море длинными рядами раскачивались высокие мачты: здесь зимовало множество яхт. Вдоль гавани, как обычно, двигались машины, а за ними уступами поднимались крыши Сент-Питер-Порта. Над вершиной холма небо просветлело; как будто собиралось показаться солнце.
Когда мы причалили, папа собрал нас в передней каюте. Он сказал:
– Я рассматривал людей на берегу в бинокль. Я не уверен, но по крайней мере десять процентов – в шапках. И главное – всем распоряжаются те, что в шапках.
Энди возразил:
– Мы знаем только, что они заправляют в гавани.
Папа покачал головой:
– На острове такой величины – все или ничего. Они управляют.
Анжела спросила:
– Мы поедем на дачу? Я устала.
Лицо у нее было бледное, глаза опухли. Я сам чувствовал себя плохо.
Марта сказала:
– Если они взяли верх на Гернси, то на Джерси то же самое. Может, на меньших островах. Олдерни, Сарк…
– В маленькой общине мы застрянем. Когда они доберутся и туда – через несколько дней, – мы будем как утки на привязи.
Марта обняла Анжелу, которая негромко всхлипывала.
– Мы зашли так далеко не для того, чтобы сдаться.
– Остается Швейцария.
Марта нетерпеливо сказала:
– Если они взяли верх на острове, это включает и аэропорт. Запрет на полеты здесь может не действовать: для триппи чем больше путешествующих, тем лучше. Но они будут настаивать, чтобы все пассажиры были в шапках.
– Да, будут.
Папа отправился в кормовую кабину. Я не удивился, что он опять вспомнил Швейцарию. Для него встреча с Ильзой важнее борьбы против того, чтобы на нас надели шапки. Нет, это неправда. Но все равно очень важно.
Однако я удивился, что он так легко сдался. Я смотрел на ноги людей, проходивших мимо причала, и гадал, в шапках эти люди или нет и – в сотый раз – что же чувствуют люди в шапках. Печально думал я о том, что вскоре, вероятно, мне придется это узнать, но тут вернулся папа, неся чемоданчик дяди Яна. Он достал оттуда одну из шапок.
– В основном это радиоприемник или нечто аналогичное. Проводка под резиной. Ее легко перерезать ножницами. Шапка внешне ничем не отличается, но передачу не принимает. Поэтому никакого индуцированного транса, никакого приказа повиноваться триподам.
– Вы уверены? – спросил Энди.
Папа покачал головой:
– Не вполне. Но можно попробовать на одном из нас, и узнаем.
Я сказал: «Но тот, кто попробует, может стать триппи».
– Один против четверых. Снимем шапку, если понадобится, силой. – Он помолчал. – Я вызываюсь добровольцем, но лучше попробовать на физически самом слабом, если дойдет до этого.
Анжела вновь заплакала. Я не знал, что она слушает, тем более понимает.
Марта сказала:
