бану Ракоци и стали схоластическими сторонниками коалиции сербов и хорватов, мы носили на руках мудреца нашего и отца родного Джюру Шурмина. Затем мы стали либералами, космополитами, прогрессистами, потеряли интерес к национальному вопросу и стали читать журнал 'Звоно' ('Колокол'), издаваемый Милчеком Марьяновичем, который получил прозвище Герцен.
Мы побывали и югославянами в узком, то бишь культурном смысле слова: каждый из нас тащил за собой на веревке гипсовую лошадь Кралевича Марко, вылепленную в репрезентативных целях, во славу нашего народа скульптором Мештровичем. Отечество наше прекрасное было для нас в те времена арией из 'Лючии де Ламермур' Доницетти, а к иллирийцам мы причисляли и фракийцев, и валахов, и каноников, и черно-желтую проавстрийскую компанию дворян во главе с фон Гаем. Мы были сербами, мы жаждали отомстить за Косово, мы были панславистами и говорили о славянстве как о едином органическом целом. Мы славяне! От Аляски до Стеньевца! Мы - гуситы, ратники Господа Бога. Мы Подбипьенте и Кмицици. Мы - пан Володыевский и Достоевский. Мы - Толстой и Соловьев. Мы перестали признавать существование хорватов во времена Австро-Венгрии, мы не желали знать этих францисканских черно-желтых выродков, а за границей притворялись сербами. (Помню, как я однажды, будучи на французском пароходе, целое утро спорил с каким-то геодезистом, пытаясь объяснить, что я не австриец, а хорват. Я ему толковал об итальянской Ломбардии времен Пьемонта, о жаждущих свободы Эльзасе и Лотарингии, но он был не в состоянии понять, кто же я. Тогда я в ярости выкрикнул, что я серб, и он все понял и поздравил меня с успехами нашей славной артиллерии. Итак, мы были сербами, убийцами Обреновича, мстителями за Косово, пьемонтцами! Но потом мы дождались своего Пьемонта, и вот теперь мы уже не пьемонтцы. Мы пережили панславизм графа Бобринского, Врангеля, Распутина и Николая. От этой идеи, положа руку на сердце, тоже осталось не так уж много.
Так кто же мы теперь? Австрия развалилась, следовательно, мы больше не австрийцы. Мы не сербы, потому что зачем врать, раз мы не являемся сербами. Мы не югославяне, потому что если югославянство представляет воевода Степа Степанович или монополизировавший эту идею Юрица Деметрович, то ни один разумный человек не захочет быть в такой компании. Остается нам только посыпать главу пеплом и вернуться под сень своей превосходной, неоднократно оплеванной хорватской идеи, в честь которой Степан Радич, будучи в подпитии, вот уже тридцать лет произносит одну и ту же здравицу.)
- Какой я национальности, мистер Ву Сан-пэ? Я - хорватский выкрест, конвертит.
(Сначала я хотел объяснить китайцу, что у меня вообще нет национальности. Что я принадлежу к языковому региону, который еще не сформировался. Потом мне пришло в голову солгать, что я серб. Ведь в этом случае мой собеседник с вежливым поклоном скажет несколько комплиментов в адрес 'нашей сербской артиллерии', и проблема разрешится вполне гармонично, как нам предписывают международные нормы, принятые в Женеве Лигой Наций.)
- Это интересно! Вы - хорватский конвертит! А что это значит? Я никогда не слыхал о такой религии.
- Хорваты, мистер Ву Сан-пэ, - это не религия, а национальность! Это как тело без костей. У нас даже продают в пропагандистских целях спички с надписью, что мы народ без национальности, мясо без костей. В нашей столице в ресторанах наклеены официальные призывы к хорватам говорить по-хорватски. Я один из тех, кто сначала добровольно отказался от своей национальности. А теперь, в эпоху национального возрождения, я вернулся в свою веру и внял голосу плаката, висящего в ресторане. Сегодня я опять говорю по-хорватски. Итак, быть хорватом - это вопрос языка.
- Невероятно интересно! А разве вы до того говорили по-кельтски, как ирландцы?
- О нет, господин Ву Сан-пэ! Мы говорим по-сербски. По-сербски! (Я хотел было сказать 'по- югославянски', но это уже была бы дурацкая, откровенная ложь. Ведь югославян много, а югославянского языка нет.)
- По-сербски? Очень, очень интересно. Но ведь вы, кажется, сказали, что вы из Югославии?
- Да-да, я из Югославии. Но Югославия - государство многих национальностей. Это государство состоит из разных народов. А среди них есть сербы и некоторое количество хорватов.
- О сербах я уже слышал. У них славная артиллерия. И еще у них есть один скульптор, который, как Джотто, до шестнадцати лет был пастухом. Так вы, мистер, происходите из Сербии? Это талантливая страна.
- Нет! Я - не из Сербии! Я - из Хорватии. Вернее, я - из Сербо-Хорватии. Или из Хорвато-Сербии. Собственно, из государства СХ (я нарочно не упомянул титул словенцев, а то, если добавить еще одно 'С', китаец окончательно запутается в лабиринтах проблем нашего государственного творчества). Я - из Сербо- Кроации. Из Кроато-Сербии.
- Так вы не из Югославии?!
- Да! Я - из Югославии. У нашей державы несколько названий.
- А, значит, ваш народ - неодноименный народ, а ваша держава неодноименная держава! Странно.
- Мы такие же неодноименные, как бритты из Канады и Техаса. Они американцы и бритты, но не англичане. Один язык и две нации. Как провансальцы и эльзасцы. Как бельгийцы, как корсиканцы. Фламандцы и нидерландцы. Датчане и жители Ганновера. Шведы и норвежцы.
- Как все-таки у вас, в Европе, все запутано!
- О, мистер Ву Сан-пэ, этот запутанный Вавилон создан в результате развития нашей столетней культуры!
- Ну, хорошо. Вы утверждаете, что говорили на сербском языке, а потом перестали на нем говорить. А на каком языке вы говорите сегодня?
- На хорватском! Сегодня я говорю по-хорватски. Сербия - это государство и артиллерия, а Хорватия была государством, но в те времена артиллерии еще не было (это было тысячу лет тому назад).
- Так! А как вы отличаете сербский язык от хорватского?
- По акценту, господин Ву Сан! По ударениям. Сербы делают ударение на первом слоге, а хорваты обычно делают ударение на втором или на третьем слоге. Или наоборот! Кроме того, имеются 'количественные' различия в протяженности некоторых гласных звуков, но их может различить только сербско-хорватский слух.
- Следовательно, это в некотором роде субъективные, национальные различия в акцентуации? А существуют какие-нибудь особые значки для обозначения таких ударений?
- Существуют, но только в древних книгах, и эту тайну хранят несколько священнослужителей высшего ранга.
- Значит, эта ваша акцентуация - тайна за семью печатями?
- Да-да, именно так.
- И это - единственное, что вас разделяет?
- Нет, не только это. Нас разделяет еще и Бог!
- Как это - Бог? Во всем мире Бог объединяет народы, а не разделяет.
- А вот у нас, видите ли, как раз наоборот. Сербы печатают на своих банкнотах девиз: 'Бог хранит Сербию'. А хорваты верят, что Бог с ними: 'Бог и Хорваты'! Пока не решено, на чью сторону склонится Бог. На хорватскую или на сербскую.
- Непонятно! Так у вас два Бога и один народ или два народа и один Бог?
- Два народа и один Бог.
- Странно. Как может один и тот же Бог разделять два народа?!
- Может. У нас две церкви и один Бог. Хорваты верят, что женщина может родить ребенка, будучи девой, а сербы, исходя из своего опыта, утверждают, что это невозможно. До сих пор еще ни одной сербке не удалось родить ребенка, оставаясь девицей.
- А хорваткам это удается?! Фантастика! Да ваши хорваты - просто какая-то эзотерическая секта!
- Видите! Эти две основополагающие догмы раскололи хорватов и сербов на два лагеря. Борьба вокруг этой женской проблемы продолжается уже более тысячи пятисот лет.
- Не может быть!
- Так и есть! Кроме того, не решен вопрос о том, сербы ли освободили хорватов или хорваты сербов.
- Что значит освободили?! Значит, это вопрос политический?
