ным-из-ме-не-ниям? Ведь они превратно, под свой живот интерпретируют 'живую музыку'. Альтернатива - не петь вовсе, то есть - ни-для-ко-го! А значит, не петь для-кого-ты-ну-жен-о-чень!
Нет. Если нужен - пиши, рисуй, сочиняй, пой.
Альтернативы нет. Но! Только в том случае, если уверен, что не схалтуришь, не пойдешь на новый компромисс с совестью и зажиточной прослойкой Города, со Всемогущим Мэтром.
Очередной вопрос: Джеб. Да, Человечество познакомилось с наркотиками тысячелетия назад, но не все стали наркоманами. Любая религия, верование, идеология воспринимаются исходя из пространственного расположения сердца, кошелька или мозга индивидуума в каждую секунду его бытия. Аналогично действию наркотика. Списывать возникновение отрицательных эмоциональных сдвигов у молодежи - почитайте опусы дока Корнера - на счет рок-музыки может лишь улитка, прячущаяся в своем домике и не желающая оглядеться. Извечные споры: мое - хорошо, твое - плохо! Мой музыка - надо, твой музыка - вон. Тупость неприемлемость взглядов окружающих, особенно тех, кто моложе. Опыт - ущербность прожитых лет. Джеб, я согласен с Томми, но выступлю на твоей стороне. Если ты прав - я вдвойне обязан. Напоминать, чтобы не ходили строем, чтобы не становились нос-к-затылку...
Я продрался за нагромождения штор и декораций, прислушиваясь: 'Континуум' подстраивал аппаратуру. На моем месте, пожарном ящике, сидела 'Киска', носком туфли передвигая окурки. Я приготовился к радостной встрече - машущие крылья, нежное воркованье, возможно, слезливое. Нет, Сиби, не отрывая блестящего комбинезона от засаленного ящика, спокойно подняла на меня сухие, подкрашенные аквамарином глаза:
- Ты вовремя, - и протянула усилитель.
- Ждешь меня, как курьерского поезда, - я покачал головой, нагнулся к 'Киске', - никаких сомнений, что примчусь точно по расписанию?
- Абсолютно никаких сомнений! - объявила Сиби. - Пока ты можешь петь, как вчера, ты будешь приходить, ничто тебя не удержит!
- А если нет? - спросил я, но 'Киска' не ответила. - Ладно, давай усилитель.
- А зачем он тебе?
- Как это, зачем? Петь!
- А ты помнишь, кто снял его с твоей шеи?
- Ты, наверное...
- Ты сам снял его, когда выходил переодеться, ясно?
- Что?! - вытаращился я.
- 'Кто любит, тот любим. Кто светел, тот и свят!' - пропела Сибилла.
Я смотрел на нее, не в силах закрыть рот. Что произошло? Только то, что тебе не нужен усилитель - Влад У.!
- Ты 'чувствуешь сквозняк оттого, что это место свободно?' - спросила-спела Сибилла.
- Чувствую, - оттаял я, - потому что вспомнил, что сам себя согнал с места.
- А-а... - протянула Сиби и как-то внешне изменилась: обаяние осталось, но красота, та ЕЕ КРАСОТА, о которой я так долго распинался...
Только теперь я понял, почему мои воспоминания - тонкий срез трехдневной памяти. Я живу настоящим, а прошлое придумываю по мере необходимости, так чтобы оно меня устраивало, так, чтобы легче жилось. Выходит, все что я рассказывал о ней - ложь, которая устраивала час или сутки назад? А прошлое, мое истинное прошлое? Я буду ежедневно придумывать его для себя?
Я вышел на сцену, когда начали стихать прощальные аккорды инструментальной пьесы. Значит, она мне не приснилась. Распахнул завесу - тишина. Сегодня - не пугающая. Ребята внимательно следили... Жестом я подозвал Вейна:
- Дай для верности Книгу Тилла У.
- Драммабан! - выругался Молчун, - какого такого Тилла У.?
- Ну, Книгу Его Стихов, - прошипел я.
- Кого, Его? - переспросил Вейн, - что ты мелешь!..
- Тилла У., - огрызнулся я.
- Парень, кто такой Тилл У.? - поинтересовался Вейн, наливаясь злостью, становясь старым привычным Молчуном.
- Ты готов? - спросил я.
- Что значит, готов? - скривился Вейн.
- Ну... подыграть мне...
- Отродясь гитары в руки не брал! - разозлился Молчун, ошалел ты что ли!
Боб, Любен и Стас, сложив оружие подошли к нам.
- Влад! - сказал 'Киндер'. - Зал ждет.
- Что, один? - удивился я, частично амнезируя.
- Идиот он! - Вейн покрутил пальцем возле виска. - Видать, опять перепил.
Я дыхнул ему в пасть:
- Чувствуешь?
- Ничего не чувствую, - хмыкнул Вейн, - представляешь, Боб, он попросил меня ему подыграть!
Боб заржал, Стас и Любен подхватили.
- Да ведь ему слон на ухо наступил! - воскликнул Любен. Иди уж, потом поговорим. Я начинаю.
- И гитару сними! - добавил Стас.
Тут я действительно почувствовал, что у меня за спиной на ремне висит гитара. Я осторожно снял ее, прикоснулся к струнам, прошептал: 'МОЯ... моя...'
Здорово качнулся маятник внутренних часов: покинув морозные необъятные просторы Антарктиды, я переместился на пляж парного моря Принцессы Милены. А завтра? Что будет завтра? Утро вечера мудренее: завтра будет видно. Или - завтра будет поздно?
Я стоял на краю сцены...
Да, лед надо скалывать сегодня, иначе к утру примерзнешь задницей, простудишь и ее, и горло, потеряешь голос: останется один натужный хрип. Я буду петь сегодня, пока не закостенели знаки 'Беды...', буду петь правду. А значит - отвечать на зовуще-вопросительные взгляды, устремленные мне в Душу...
'И можно свернуть...' - хотел начать я, но потом придумал иной ответ, крепко сжал микрофон:
'И снизу лед, и сверху - маюсь между'.
Еще несколько строк - ноги предательски задрожали, подтвердив радостное подозрение, что я могу петь без диска. Из вен высасывали душу, сладостное чувство; но возвращали что-то тяжелое, тягостное, от него начинали болеть руки, глаза, сердце... На сегодня меня хватит, будем надеяться, а до завтрашнего дня я придумаю новые строки, новые слова, которые будут помогать вам, а пока я стою, пока не упал, слушайте:
'Конечно, всплыть и не терять надежду!..'
