Правый глаз чемпиона заплыл, а опухший нос стал сильно походить на негритянский.
- Кто ты такой и зачем тебе понадобился мой костюм? - прорычал Кондрат - Второй пилот 'Лотуса', Юкка Какка, я из Финляндии. Это мой комбинезон, рыжий приподнялся и продемонстрировал свое имя, вышитое на груди. - А ты кто? Только не убивай меня.
- Кондратий, француз. Первый пилот этого самого 'Лотуса'. Значит, если ты не врешь, то в том самом шкафу должна быть точно такая же форма, но с моим именем. Ладно, если так, то я попрошу у тебя прощения.
Кондрат, сощурившись, уставился на Какку, словно ожидая, что тот не выдержит такого пристального взгляда и сознается в том, кто послал его украсть одежду.
- Валяй, - проверь шкаф.
Не отворачиваясь от финна, Кондратий медленно подошел к металлическому шкафу, нащупал ручку, открыл дверку и медленно перевел взгляд во внутрь.
- Извини, - бросил он.
Оба они рассмеялись. Хотя было понятно, что Юкка смеется потому, что так надо сейчас, а нож в спину можно будет воткнуть потом (а то иначе чего бы ему смеяться).
- Я одного не понимаю. Почему я тебя, второго пилота, ни разу не видел до этого?
- Знаешь, я не очень хороший пилот и ни разу не проходил квалификацию, а посему не попадал и на гонку.
- Зачем же им такие гонщики, как мы.
Неужели никого больше нет?
Кондрат надел свою пилотскую форму и теперь, зеленый и блестящий, стал походить на навозную муху, сытую и довольную жизнью.
- Есть-то - есть. Да только после этих катастроф никакой уважающий себя пилот ни за что не сунется в эту команду. Суеверие, вроде как.
Кондрат направился к гаражам, откуда доносился рев двигателя. В коридорчике, по которому он шел, было темно, и только где-то в конце сиял ослепительный поток белого света.
В мозгу гонщика стали всплывать какие-то ассоциации, но, к счастью, были быстро вытеснены картинками наиболее значимых моментов жизни.
То был момент отчаяния и надежд, страха и решительности. Все органы словно сместились вниз: сердце ушло в пятки, желудок, потяжелев, упал, а мозг отправился ни куда иначе, как в ... Вообще-то - нет: Кондратий размышлял:'
Это судьба и от нее не уйдешь. Вот я иду по коридору, в конце которого - моя дальнейшая жизнь. Все это было решено задолго до моего рождения, и я не в силах ничего изменить. Но ведь можно остановиться! Не ходить и послать к черту это дело! Но я не могу перечеркнуть карьеру, и не могу не из-за слабости характера или желания получить высокооплачиваемую работу, а из-за того, что жизнь уже давно предрешена. А если я действительно не в силах остановиться из-за желания нажиться или отсутствия воли, то это тем более доказывает правильность моей догадки - эти качества были даны мне ее величеством судьбой'.
Наконец, он пришел в то самое помещение, где горело множество электролюминесцентных ламп - в гараж. Посреди него стоял, режущий глаз чистотой, сверкающий 'Лотус', на зеленом металле коего, присмотревшись, можно было увидеть свое отражение. И Кондрат, нагнувшись, стал всматриваться: огромный лоб в две ладони, оттопыренные уши и толстенные губы дополнял расшлепанный нос, а овальные глаза увенчивались волнистыми бровями. (Отражение, конечно, было искажено, как в тех самых зеркалах, что в комнате смеха, ведь сверхсовременное чудо автомобильного производства и не должно отражать, как зеркало.)
- Ну как тебе ракета? - спросил Гамильтон, стоя за левым плечом пилота.
- Это потрясающе! Когда начнем?
- Немедленно!
С непривычки, залезть в машину было нелегко, но лорд уверил, что позднее механики сделают сидение специально под Кондрата и операция посадки значительно облегчится.
Механики запустили мотор и выкатили болид на улицу.
- Ну, привыкай, парень! - кивнул лорд.
Газ! И вот - машина рванула вперед.
Невероятное ускорение начало уродовать лицо Кондрата - нижняя губа стала спускаться к подбородку, а верхняя пошла к носу. Невероятно!
Пробный поворот руля и машина, словно не подчиняясь законам инерции, резко рванула вбок. Обратный поворот - и болид на прежней траектории.
Теперь дорога уходит в сторону - нужно притормозить. Капельки слез, выжатые перегрузкой из слезных протоков, брызнули на защитное стекло шлема. Поворот направо. Так. Можно пройти и побыстрее. Челюсть поехала налево, а шея, не ожидав такой нагрузки, едва не наклонила всю голову набок. Прямая. Поворот. Еще поворот. Прямая. Первый круг пройден. Время? Слишком велико. Еще раз.
Круг за кругом. Километр за километром.
Так, улучшая с каждым разом время, Кондратий проездил уже два часа. В питах, механики, чей скепсис до начала тестов стал постепенно сменяться удовлетворением, хлопали друг друга по спинам и все чаще стали пошучивать, улыбаться или и то, и другое вместе.
- Мы не ошиблись в нем, - проговорил Гамильтон.
Кондрат, который к тому времени уже набрался оптимизма и решительности, получил распоряжение проехать еще два круга:'
Поднажми Кондри!' - сказал по рации Джеймс, американский специалист по компьютерным технологиям в штате спортивного отделения 'Лотуса'
Пилот напрягся. Быстрее! Еще быстрее!
Поворот. Хлопок. Скрежет металла. Искры. Быстрое замедление. Вылет с трассы.
Кондратий мог понять лишь то, что мотор его заглох, и он больше никуда не едет. Выбравшись из кокпита, пилот увидел, что левое заднее колесо его болида находилось совсем не там, где ему положено находится, а именно - в трехстах метрах сзади.
Колесо, оторвавшееся на такой скорости, непременно либо увеличивает число седых волос, либо уменьшает всю жизнь - и никак иначе.
Кондрат огляделся по сторонам и заметил поспешно удаляющуюся фигуру гостя из 'Ягуара' с той самой трибуны, где он провел весь тест.
'Интересно, чего он так помчался?' - подумал гонщик.
Подъехал автомобиль с медиками, которые, убедившись, что с их подопечным все в порядке, довезли его до питов.
Там его, как героя, уже ждал весть коллектив. Никто не мог ожидать, что Кондратий так быстро вживется в роль пилота королевских гонок и было бы очень обидно потерять такого парня в первый же день совместных работ. Все справлялись о самочувствии гонщика и крепко пожимали ему руку, после того как он отвечал, что все окей.
На этом фоне выделялся Какка, сидевший за мониторами и что-то считавший на калькуляторе, иногда бормоча себе под нос какие-то финские словечки, для занесения в рассказ совершенно не пригодные, даже в том случае, если читатель совершенно не знаком с финским языков (а уж это, поверьте мне, язык самых нецивилизованный из всех варваров - варягов).
'Авария, гость из 'Ягуара'... Как-то странно все это. Можно, конечно, назвать это суеверием, но страшновато угодить в историю с не столь благоприятным окончанием'.
После продолжительной работы с механиками Кондрат встретился с лордом:
- Ты хорошо поработал сегодня, Кондратий! Я очень рад. Отпускаю тебя сегодня домой пораньше, потому как завтра очень трудный день.
- А что завтра?
- Завтра мы едем в Монцу.
Глава VII
Жуль прилетел еще вчера вечером, но уже сделал для себя несколько открытий. Во-первых, разглядывая в самолете карту Италии, инспектор заметил, что очертания Апеннинского полуострова здорово напоминают женский сапог. Это одновременно как
