Он обхватывает руки богини, я несколько раз вращаю голову, она на резьбе, шея медленно приподнимается. Наконец, головка в моих руках. Вместо шеи теперь дыра внутрь фигуры.
- Черт возьми, мы и не заметили, - удивляется Коля. - Как же она воду не пропускала.
- А вот так, посмотри на обруч. Это снаружи бронзовое кольцо, внутри же него впрессована прокладка из мягкой меди. Умные, сволочи, все точно рассчитали. Чтобы шва не было видно, обруч его прикрывал и заодно, служил как прокладка.
- Чего рты поразевали? - сердится Пахомыч. - Эй на мостике, Константин Ильич, пора. А вам, ребята, не хрена мусор на палубе разводить, соберите эту куклу и прикрутите, где-нибудь у носа, доски скиньте на пирс.
Мы с Колей начали закручивать Шиве голову, Марат и Григорий скидывать доски на пирс. Спасатель завибрировал, матросы отдали концы и мы медленно тронулись в залив.
В своем кабинете Дуся насмешливо глядит на меня.
- Ну как молодая жена?
- Это не жена...
- Шлюха значит.
- И не шлюха, неплохая, запутавшаяся девушка.
- Ишь ты, пожалел значит. Чего же ты меня раньше не пожалел?
- Дуся, давай не будем ругаться. Я к тебе очень хорошо отношусь. У меня так получилось...
- Ладно. Не будем ругаться. Раздевайся. Пройдем медосмотр.
Я вижу, что она еле-еле сдерживается. Ее пальцы прямо буравили мою кожу. Она резко срывает повязку с моей головы и от боли я вскрикнул. Кровь потекла по лицу. И тут Дуся испугалась. Она схватила мою голову и прижала к халату.
- Прости меня, Дима. Дура я. Сейчас, тебя перевяжу.
Она накладывает повязку и после глядит мне в глаза.
- Ты ее любишь?
- Не знаю. Мы очень плохо расстались. Она наверно уйдет.
- Сколько вы живете вместе?
- Три дня.
- Три дня? Какой большой срок...
Она встряхивается.
- Под воду пока не ходи. Пусть ранка заживет. Я Пахомычу скажу.
- Георгий один не справиться.
- Потерпи денек.
Она провожает меня до двери.
- Прости меня, я сегодня сорвалась.
Я поцеловал ее в пробор волос и вышел.
Рядом со спасателем стоит красивая яхта. Это один из богачей, которые вложили деньги в проект и теперь контролируют нас. Глубина под нами около тридцати метров и сегодня первый рабочий день. Под воду первым идет Георгий. Пахомыч наставляет его.
- Не очень то спеши. На пятнадцати метрах отдохни. Все время держи связь.
- Да знаю, Пахомыч.
- Цыц... Знаток понимаешь, вспомни подъем сейнера, чуть концы не отдал...
- Да тогда спасательный конец запутался...
- В голове у тебя может запутаться, на такой глубине. Надевайте шлем.
Георгий медленно уходит под воду. Я на страховке, поддерживаю страховочный конец. Пахомыч на телефоне. Коля и Марат трудятся на насосе. Рядом с Пахомычем породистый джентльмен и бородатый переводчик, они расселись на стульях и смотрят на пузырьки воздуха, выскакивающие из воды. Мучительно идет время.
- Он на дне, - говорит Пахомыч. - Я включу динамик.
Противно завизжал раструб динамика на капитанском мостике, потом стих и стало слышно хриплое дыхание человека.
- Вижу объект, - это голос Григория. - Судно стоит на грунте прямо, но его засосало в песок.
Джентльмен что то залопотал и переводчик поспешно наклонился к Пахомычу. В динамике загудел его голос.
- Посмотри, пролом в правой скуле борта есть?
- Здесь очень темно, иду вдоль борта.
Проходит немного времени. Слышен голос водолаза.
- Пролом есть, в виде треугольника, высотой три метра.
- Это его пробило носом встречное судно, - поясняет Пахомыч. - Пролезть в него можно?
- Можно, кромки ровные.
- Господин, Хелин, - вежливо склоняется Пахомыч к джентльмену, - какое направление водолазу?
Тот что то торопливо объясняет.
- Георгий, пролезь в пролом, выйди в коридор и дойди до двери номер семь.
- Постараюсь.
Опять ожидание. У меня вдруг замер спасательный конец.
- Я дошел до двери.
- Попытайся ее вскрыть...
- Не могу, - хрипит голос водолаза.
- Проломи как-нибудь ее.
В динамике слышно отрывистое дыхание.
- Никак... Дверь стальная, не открыть. Спустите шашку, я постараюсь ее взорвать.
Между Пахомычем и господином Хелиным идет оживленный разговор. Потом раздается голос нашего руководителя.
- Георгий, вылезай на верх. Дверь взрывать не будем.
- Добро... Вылезаю.
Спасательный конец ослабляется и я начинаю его потихонечку сматывать.
Палуба постепенно пустеет: Григорий уходит отдыхать; господин Хелин с переводчиком переправились на яхту; ребята смылись в кубрик играть в домино. Только у поручей дымит из своей трубки Пахомыч. Я подхожу к нему и тоже облокотился на перила.
- Пахомыч, в чем дело, почему мы не рванули дверь там... на судне?
- Понимаешь, это самая глупая экспедиция, в которой я участвую. Мы на дне ищем бутылки с вином и шампанским.
- Чего?
От удивления я чуть не сел на палубу.
- Чего, чего? Этим господам за деньги все можно. Нас за валюту зафрахтовали, теперь надо выполнять эту дерьмовую работу. Вот почему и не рванули дверь в каюту. Как мне объяснил господин Хелин, каждая целая бутылка с шампанским или вином, болтающаяся на дне, стоит от 1000 до 100 тысяч долларов, а он собирается вытащить с этого судна около восьми тысяч бутылок.
- Почему же такие цены?
- Эта посудина попала в катастрофу до войны. Из Марселя в Ленинград везли шампанское, сухие и марочные вина самых лучших сортов юга Франции. Сам Сталин, говорят, был заинтересован в прибытии груза, но..., как мне сказал господин Хелен, навстречу судну шел немецкий эсминец, он и впилил в скулу... Считай, прошло более пятидесяти лет, для вин отличная выдержка, а там на дне наверняка температура прохладная, должно получиться то, что надо.
- Это Хелен тебе рассказал?
- Не только рассказал. Эти господа меня ознакомили с документами...
- Но груз то наш?
- Был наш, стал господина Хелина, он купил право на его приобретение.
- Может рассказать об этом ребятам?
- Он все узнают сами, но о том, что это наше вино, никому не надо говорить. Здесь затронута честь
