- Спасите, - девушку трясло на моей спине.
Они встали передо мной, не доходя трех шагов.
- Эй, ты, шалава, выходи, - рычит тот, что с кием.
- Парень отвали, иначе мы из тебя сделаем студень, - грозит мне другой.
- Ребята, успокойтесь, - пытаюсь я остановить их.
- Ты что, праведник, Колян, двинь ему.
Колян вышел и размахнулся для удара. Я успел ударить его ногой в подбородок и парень дернувшись, отшатнулся назад.
- Да он крутой...
- Бей его, - ревет от, что с кием.
Я отшвырнул мешающую мне дамочку к стенке дома и сам пошел в атаку. Как там староста учил. Согнись, дай подсечку, удар по ногам. Гигант с кием грохнулся на асфальт. Другие братья начали махать руками и мне пришлось, подбить одному глаз, а другой нечаянно нарвался на прием и его рука хрустнула у меня под мышкой.
- А....а...., - завопил он и, обхватив руку закрутился на месте.
В начале улицы появился синий огонек милицейской машины.
- Мильтоны, срываемся. Вася, вставай, - один из братьев помогает подняться тому, что с кием.
Тот стоит качается и чешет руку.
- Молодой человек, - это ожила девушка за моей спиной, - уходим.
Я оборачиваюсь к ней и тут сильный удар кием по голове бросил меня в темноту...
.......................................................................
- Джафаров, очнись.
Семенов и Головин пытались меня поднять из щели.
- Чего это с ним? - слышится голос Семенова.
- Да, придурок, Самсон, испугать решил салагу, когда объявили тревогу, подкрался сзади и двинул ему по каске бутылкой. Этот, как кисель...
- Ты меня слышишь, Джафаров?
- Слышу.
- Иди, тебя вызывает капитан Чечурин.
Я прихожу в себя. Немного звенит голова и подташнивает.
- Во, порядок. Сними каску, идиот, - говорит Семенов.
Во взводе они меня не любят и почти никто со мной не дружит, для них я 'пердоводчик', вместо слова - переводчик. Я ближе к офицерам, белая кость, а они пахари, первую пулю принимают на себя...
Капитан Чечурин расположился в залатанной хижине. Местного жителя афганца давно выгнали и теперь это допросный домик. Я захожу в него и пытаюсь отдать честь.
- Где ты шляешься, мать твою, - рычит на меня сумасшедший капитан. Сейчас сюда приведут пленного. Полковник просил его раскрутить...
Я спешно скидываю в угол снаряжение и сажусь за столик.
- А где прапор, куда этот, вонючка, делся? - бушует офицер.
В палатку двое солдат вводят пленного. Этот не рядовой, видно по опрятной одежде и чалме, что он относится к афганской элите. Руки у него связаны, глаза умные, обегаю палатку и застывают на Чечурине, его подталкивают к стулу и он не торопясь усаживается на него.
- Уходите, - командует капитан солдатам.
Те послушно кивают и, отдав честь, уходят.
- Начинай, - шипит на меня Чечурин.
- Ваша фамилия, звание, должность? - спрашиваю пленного по-арабски.
Его голова поворачивается ко мне.
- Мулла Фархас. Я служитель Аллаха, господа обитателей миров...
- Как же вы очутились здесь?
- Трудный вопрос? Наверно хотел сделать лучше, получилось хуже.
- Весьма непонятно, можно поточнее.
- Можно. Я приехал из другой страны, присмотреться, что здесь твориться и заодно посоветоваться о делах религии с моими кабульскими коллегами
- Вы не можете уточнить с кем встречались?
- Этого я вам не могу сказать. Зачем принимать им мучения, лучше пусть это достанется мне...
- Ты, - слышится окрик Чечурина, - выяснил что-нибудь?
- Это мулла, прибыл от куда то в Кабул по религиозным мотивам. Отказался говорить, с кем собирался встретится или уже встретился.
- Сейчас заговорит. Где же прапор?
По настороженному взгляду муллы, вдруг понимаю, что тот разбирается в русском языке.
- Вы русский знаете? - обращаюсь к нему.
- Нет.
- Из какой страны вы прибыли?
- Зачем вам это? Богу можно служить в любой стране.
- Но мне кажется, вы из России... Почему вы не хотите сказать об этом?
Он внимательно глядит мне в глаза.
- Нет, я не из России, русского не знаю и действительно прибыл сюда по делам религии.
- О чем вы там лопочите? - спрашивает меня капитан.
- Пытаюсь его подловить.
- Посиди с ним, я сейчас вытащу этого прапора за яйца.
Капитан уходит. Мы молчим.
- Вы знаете Алишера Навои? - вдруг спрашиваю я по-арабски.
Мулла немного ошеломлен вопросом.
- Кое что...
- А это знаете?
Я читаю стихи.
'О смерть, скорее душу отними!
Меня хоть этой пыткой не томи!
Ужель страданий мало мне других,
Что в смертный час я вспомнил и о них,
Да ты коварством вечен, небосвод!
О как ты бессердечен, небосвод!
Так не ведется ведь у палачей,
Чтоб одного казнили сто мечей!
- Вы прекрасно разбираетесь в поэзии и весьма чисто для русского говорите на арабском..., - замечает пленный.
- Я могу и по-персидски.
О кравчий времени! Тебе упрек:
Зачем ты милосердьем пренебрег,
Зачем отраву в чашу подсыпал
Тому, кто сам навеки засыпал?
Каким быть надо злобным палачом
Чтоб даже мертвеца рубить мечом!
- Для чего вы мне читаете это?
- Мне жалко вас, мулла Фархас. Зачем нужны жертвы. Сейчас придут мастера заплечного дела и из вас сделают котлету. Ведь вы разбираетесь в поэзии, литературе и неплохо знаете русский язык. Вы же сейчас сами себя выдали, похвалив меня в знании арабского языка. Так ответить мог человек знающий акценты русского языка.
Он смотрит на меня и потом качает головой.
- Вы весьма умный молодой человек, но я приехал по делам религии и русского не знаю.
В дом врывается Чечурин, таща за волосы пьяного прапора.
Капитан садист, любитель мордобоя и пыток. Его помощник, прапорщик Николаев полная скотина. Обладая изумительной силой, он на десерт легко ломает арестованным зубы, руки, пальцы, уродует тела.
- Все, спрашивай последний раз, будет говорить с кем встречался или нет? - требует от меня капитан.
- Вам задают последний раз вопрос, вы будете отвечать с кем встречались? - так же задаю вопрос мулле.
