Девочка, где ты живешь? (Радуга зимой)

Яшка. Почему? А хоккей?

Тетя Кланя. Не в этом дело. Пусть играет, раз к другому негодный, мало ли ненормальных! Мой вон Петр Петрович – тот, видишь, рисует! Но он тихо рисует, по общественным местам не запирается.

Петр Петрович. Что ж я, ненормальный, выходит? Ты брось! Я за рисованье-то когда взялся? Как на пенсию вышел!

Тетя Кланя. Я и не говорю ничего, что уж ты! Не скажи вам ничего! Чувствительные какие!

Тетя Люба (ласково). Может быть, и тебе бы так, Гена? Учился бы пока, старался. А там на пенсию выйдешь…

Тетя Кланя. И не надо, зачем! Ты выучись, па ноги стань! Свою квартиру заведи, а там хоть вверх ногами ходи, хоть в пять скрипок играй…

Катя. Ну как вы не понимаете! Ему сейчас надо играть, это же скрипка! Ему каждый день играть надо!

Тетя Кланя. Ему играть, а нам жить надо!

Петр Петрович. И без него нервы кругом, а тут тебе – зы-ы-ы, зы-ы!

Яшка. Попял, рыжий? Давай отсюда, пока цел!

Тетя Кланя. Ступай, Хена. И запомни: в последний раз с тобой говорим. Л то скрипку-то твою вон об угол – хик! И дело с концом!

Тетя Люба. Уж ты бы, правда, сынок, стих бы!

Катя. Тетя Люба, но вы-то, вы, вы же добрая, ну разрешите ему, пусть он у вас играет!

Петр Петрович. У себя-то не играет, ему вот ванную подавай, да и все! Я вот где хошь могу рисовать, мне все едино, хоть в чулане…

Гена. Здесь резонанс…

Тетя Люба. Ишь ты! Это где ж ты его увидел-то?

Катя. Ох, ну что ж делать?…

Появляется Володя, с улыбкой что-то шепчет Кате на ухо.

Правда?… А что, в самом деле! (Всем.) Ну вот что, раз вы так, то я знаете что сделаю? Я в эту ванную вообще никого не пущу!

Тетя Клан я. Это что еще!

Петр Петрович. Это как?

Тетя Люба. Катя, Катя, ты что надумала?

Катя выбегает.

Тетя Клан я. Вот девчонка-то чумовая! Ах, Хена, что ж ты матерь свою не жалеешь!

Голос Кати: «Сюда, сюда, осторожнее!… Тпр-ру!… Вот так». Появляется на пороге и ведет за собой Лошадь.

Катя. Вот сюда, пожалуйста, сюда, вам здесь будет тепло, воды сколько хочешь, моя5ете купаться… Посторонитесь, посторонитесь, у вас теперь лошадь в ванной будет жить.

Лошадь, просунув голову, начинает радостно ржать, брыкаться, пускает душ, все кричат: «Караул! Спасите! Господи! Это что же делается!»

Лошадь, скажите, пожалуйста, а вам ничего, когда рядом на скрипке играют?

Лошадь. На скрипке? Да можно! Гармонь-то, конечно, получше будет; у нас, бывалочка, Колька-кривой как ливенку-то вынесет, как елецкого-то пустит!… О боже мой, что я говорю! Ну конечно, скрипка! Это божественно! У тебя не Страдивари, мальчик? Ах, какой я слышала Страдивари в этом… в этом… как его… (Вздыхает и спит.)

Катя (Гене). Ну видишь.

Лошадь. А где тут холодная, где горячая? А вот это мыло ваше? Можно, я его съем? Очень я мыло люблю. И пасту зубную тоже. Особенно детскую. Очень вкусная паста. (Всем.) Ну, а вы что? Ну-ка!

Тетя Кланя. Ладно, ладно, пусть уж! Пусть играет. Играй, Хена, ладно.

Петр Петрович. И лошадка пущай живет. Я ей овса нарисую. Можно перегородочку поставить: лошадь пускай в ванне плескается, а парнишка тут пилит.

Яшка. И дырочки не затыкай, а то задохнешься еще там.

Петр Петрович. Дырочков-то еще можно навертеть.

Тетя Клан я. Играй, Хена, играй, это дело святое. Я сама по радио песни люблю слушать. Вырастешь – не забывай об нас, мы к тебе всей душой.

Петр Петрович (шутит). Знаменитый будет – небось и руки не подаст. У, пострел!

Тетя Люба. Конечно, пусть играет. Мы потерпим. Раз нужно для искусства. Талант – это большая редкость.

Петр Петрович. Еще бы! Тут бережно надо, без крику.