потому и является наукой, что ней есть разные традиции и направления, в рамках которых и благодаря которым можно проводить анализ с онтологической, эпистемологической и методологической точек зрения. Создавая «чистые модели», мы стремимся обменить, понять или изменить отношения вокруг себя (и самих себя тоже). Эти различные подходы строятся либо на дистанцировании от объекта исследования, либо, наоборот, на углублени в него, на сравнении или субъективизации в соответствии с его проявлениями в действительности. Все три подхода вполне правомерны, и исключить какой-либо (или какие-либо) из них означало бы лишить человека одной из возможностей восприятия действительности. Поэтому научно- теоретические дискуссии в социологии будут продолжаться до тех пор, пока людям нужна будет наука. В тот момент, когда эти вопросы покажутся не имеющими отношения к предмету или деструктивными, наука станет подобна средневековой схоластике. В заключение дискуссии о научности социологии хотелось бы сказать следующее: социология является наукой именно потому, что в ней есть место подобным дискуссиям, и она постоянно дает для них повод.
5. Изучать общество
Совершенно ясно, что для того, чтобы что-то изучать, надо это сначала увидеть. Тем не менее в этой ясности скрывается важная проблема: необходимо сначала «разглядеть» общество, чтобы получить возможность изучать его.
Как получить представление об обществе? Выйти днем на улицу, посмотреть на оживленную толпу и воскликнуть: «Вот — общество!»? Или собрать статистические данные о количестве совершенных преступлений и о росте благосостояния и построить теорию взаимосвязи этих двух статистических переменных? А может, пойти в библиотеку, набрать массу только что вышедших из печати романов о кризисе брака, прочесть их и написать доклад о том, как сегодня воспринимается столь важный общественный институт? На это можно ответить и «да», и «нет», поскольку «общество» присутствует и на улице, и в статистических таблицах, и в писательском воображении. Но чтобы эти «данные» стали социологией, их необходимо поместит!, в социологические референтные рамки. Ведь «общество» существует повсюду, где есть люди, его можно увидеть везде, где люди действуют. Однако недостаточно всего лишь непредвзято наблюдать происходящее и затем описывать его другим, — это еще не будет социологией. Социология — нечто большее, это то, что должно быть руководством для изучения общества. Сколько бы мы ни изучали статистические таблицы, сколько бы ни наблюдали совершаемые действия — этого будет недостаточно, чтобы увидеть общество в социологическом смысле. Сегодня, когда слово «общество» вошло в сознание всех, довольно трудно представить себе, что некоторое время назад не существовало этого понятия в его нынешнем значении. Можно сказать, что современная общественная наука возникла именно тогда, когда понятие «общество» начало приобретать свое нынешнее содержание — «сумма людей и их социальных связей». Как это ни парадоксально, именно изменения, происходившие в феодальном обществе, сделали возможным «открытие» общества или, выражаясь точнее, сделали возможным создание понятия «общество». Пока жизнь текла в привычном русле и люди жили в рамках привычных отношений, дававших достоверные (с точки зрения того времени) объяснения происходившего, не было нужды сомневаться в содержании понятий, с помощью которых люди понимают мир, и анализировать их. Однако накапливалось все больше «фактов», не вписывавшихся в тогдашние модели объяснения мира, что побуждало искать новые понятия и создавать новые теории.
Первое, что бросается в глаза и что несло угрозу .институтам феодального общества, — расширение торговли и рост национальных государств. Современные общественные науки анализируют процесс их возникновения при помощи категорий экономических и политических отношений. Но в течение XVIII века предпринимались попытки охватить каким-то единым понятием различные общественные институты и их взаимоотношения. Появилось понимание того, что в экономических и политических отношениях присутствуют также мораль, обычаи и традиции, побуждающие людей жить и действовать определенным образом. Такое представление о неком социальном, что руководит людьми, впоследствии разрабатывалось французскими социологами и развилось в единое учение, прежде всего благодаря Эмилю Дюркгейму.
Причина, по которой новые отношения дали толчок возникновению новой общественной науки, кроется в трех способах отношений, с помощью которых люди могут овладеть тем, что их окружает. Одни хотели бы объяснить процесс развития, происходивший у них на глазах. Другие — понять его значение для людей. Наконец, третьи хотели бы изменить новые общественные отношения в еще более радикальном направлении. Были, разумеется, и такие, кто имел и два, и даже все три мотива для своих занятий. В конце концов благодаря этим трем «причинам» возникли различающиеся направления в науке об обществе, разрабатывавшие свои, отличающиеся от других направлений, понятия и теории. Почему эти различающиеся между собой подходы были характерны для тех или иных конкретных личностей — здесь не рассматривается. Это скорее научно-психологический или биографический вопрос. Зато интересно, как эти подходы институционализировались в методах и правилах, т.е. процесс институционализации самой социологии был для нее гораздо важнее прочих процессов институционализации, которые сама социология изучает. Изучать общество с точки зрения социологии — значит изучать его с помощью институционализированпых правил, управляющих предметом. Эти правила тоже являются социально созданными, они поддерживаются людьми. Однако как политик, власть предержащий, так и лидер социологической мысли одинаково мало желают осознать происхождение своей власти. И точно так же, как политик может спрятаться за положительно окрашенным понятием «демократия», исследователь может укрыться за не менее положительно окрашенным понятием «наука». Это не означает, что политики или ученые вводят в заблуждение всех прочих граждан, но следует помнить, что как понятие «демократия», так и понятие «наука» созданы социально.
Но социология, как и наука вообще, является не только общественным институтом. Это еще и человеческая любознательность перед лицом неведомого. Если первая точка зрения на науку лучше всего моделируется картиной парка, в котором люди могут гулять по существующим там аллеям и тропинкам (символизирующим установленные правила), то второй больше соответствует море, ограниченное лишь горизонтом. Первая картина символизирует взаимосвязь правил, вторая же — стремление расширить горизонты, нанести на карту доселе неизвестное и поразмыслить о бытии. Точно так же, как и всему в обществе, социологии присуща двойственность конформизма и обновления, воспроизведения уже известного и открытие непознанного. Полностью свободная или полностью зарегулированная социология одинаково немыслима, так же как полностью свободный или абсолютно несвободный человек. Ни полностью свободный от каких-либо связей, ни скованный таковыми — ни один человек не живет вне социальных структур. Нет человека, не имеющего никакой альтернативы. Таким образом, изучение общества — не изучение изолированных индивидов или «пленников системы». Это изучение отдельного индивида в системе или, выражаясь другими словами, «лодки на аллеях парка».
Именно этот парадокс «свободных индивидов в тюрьме общества» стал источником и широты социологии, и невероятного разнообразия того, что изучается, как изучается и, не в последнюю очередь, для чет изучается этой наукой. Американский историк науки Томас Кун предположил, что история любой науки (Кун изучает историю естественных наук, но многие используют его теории и по отношению к общественным наукам) начинается с борьбы большого количества теорий между собой; впоследствии побеждает одна особая точка зрения (парадигма), и на какое-то время наука становится своего рода «normal science», т.е. в этой науке более не дискутируются основополагающие онтологические и эпистемологические вопросы. Со временем, однако, накапливается все большее количество фактов, не укладывающихся в объяснения, предлагаемые существующими теориями, и мало-помалу это доводит науку до кризисного состояния. В момент кризиса новые теории и воззрения вступают в борьбу со старыми; если новые теории могут лучше объяснить накопившиеся эмпирические факты, одна из этих теорий побеждает, и наука вновь возвращается в «нормальное» состояние. Любая наука проходит, таким образом, через периоды «уверенности», когда каждый исследователь знает, что и зачем он будет изучать, чтобы способствовать развитию науки, и периоды кризисов и революций, когда возвращаются сомнения. Если воспользоваться теорией Куна применительно к социологии, то легко заметить, что это наука «многопарадигматическая». Поэтому образы, использованные в первой главе, могут символизировать различные парадигмы внутри социологии, и многие социологи пытаются подобрать определения для разных подходов в рамках одного предмета. Иногда это называют «объективистской» и «субъективистской» социологией; иногда подыскивают другие названия, вроде «парадигмы социальных фактов» и «парадигмы социальных определений» или «общественной перспективы» и «индивидуальной перспективы». Расхожими
