Надя сняла шарф и положила на колени.
- Комиссар, и что теперь?
- Черт его знает. Начальство недовольно. Не можем же мы до бесконечности затягивать расследование, даже если жертвы - далеко не самые образцовые граждане.
- Вы собирались попросить ордер на обыск в домах Капитана и синьора Прандини.
- Я блефовал. Если кто-то из них захотел спрятать пистолет, найти его будет невозможно. Хотя когда-то я нашел один в цветочной вазе на кладбище.
- Если вы разрешите, я продолжу наблюдение у вазы с розочками. Я подумала: их ведь могут, уносить не только голодные бродяги, но и тот, кому эти цветы колют глаза. Кто считает эту зону своей. Как это говорится: подопечная территория. Тогда он воспринимает цветы как своеобразные сигналы, и это его беспокоит. Не знаю, понятно ли я объясняю.
- Вполне понятно. Ну что ж, в нашем положении пренебрегать не следует даже самой малостью.
День прошел, как многие другие. Было совещание у начальника полиции, и Амброзио вышел оттуда угнетенный. Одно дело - чувства, которые испытываешь в ходе расследования, с подозрениями, что витают вокруг и могут дать толчок, приводящий к ценнейшим результатам. И совсем другое - накачка у начальника, который вынужден требовать конкретных результатов как можно скорее.
Всегда так получалось: необходимость действовать спокойно, осмотрительно сталкивалась со срочностью, с требованием немедленных и неоспоримых доказательств. Не говоря уже об остальном: магистрате, репортерах, экспертах-свидетелях. Амброзио приходилось не только вести расследование, но и следить, чтобы среди сотрудников не возникали споры, зависть, подсиживания. Люди так чувствительны. 'Я тоже похож на них, - говорил он себе, - почему они не могут быть такими же...'
Амброзио вызвал Де Лука, чтобы поручить наблюдение за Капитаном.
- А если он заметит, что за ним следят?
- Станет нервничать. Может, сделает ошибочный шаг. Джулиани он поручил не спускать глаз с Марко Прандини.
- Будь около дома на улице Капуччини. Если увидит тебя, тем лучше. Если уедет в деревню на По, оставь его в покое. Вечером доложишь. Наде посоветовал;
- Постарайся заставить Ренату Орландо рассказать о ее поездках на мотоцикле. Вытяни из нее все, что возможно.
- Я бы с удовольствием расспросила ее о дискотеке на Верфях.
- Смотри сама. Если в ближайшее время ничего не случится, вся моя прекрасная версия полетит прахом.
- Однако, если мы его не задержим, наш мститель скоро снова даст о себе знать. Я уверена. Только бы он не сменил оружие.
- Да, это внесло бы в наши построения изрядную путаницу. Калибр патронов главное, на чем держится расследование. Если бы наша четверка погибла от разного оружия, это воспринялось бы как отдельные эпизоды: двоих подстрелили около кладбища, одного на улице Таджура, еще одного на Острове. А сейчас они связаны вместе, газеты пишут об этом постоянно. Организованная преступность вот что опасно, твердят они. Не маньяк-одиночка - а организованная банда. Хотя есть ли там банда, я очень сомневаюсь. Все-таки скорее это дело рук одиночки, и именно оружие заставляет меня держаться первоначальной версии.
После полудня небо снова покрылось тучами. К вечеру в квесторию вернулась Надя. Амброзио читал рапорт о таксисте, которого избил хозяин стоянки на улице Ферранте Апорти, о торговке наркотиками, прятавшей героин в пеленках новорожденного младенца. В конце рапорта было замечание, которое комиссар подчеркнул зеленым карандашом: 'Расследование неполное, поскольку с утра были закрыты магазины'. Это началась забастовка торговцев в знак протеста против постоянных налетов магрибинцев, турков, нигерийцев и цыган. Как будто итальянских бандитов не существует, как будто все они превратились в ангелов с крылышками...
- Я говорила с Ренатой Орландо, - сказала Надя. - В этом году она пользовалась мотоциклом всего один раз, в начале месяца. Точно день назвать не смогла. Начался дождь, она оставила его во дворе, под навесом, показала где.
- Красивая женщина, ты заметила?
- Да. Выглядит куда моложе своих лет.
- Больше она ничего тебе не сказала?
Он был уверен, что у Нади есть сюрприз, маленький сюрприз для него.
- Она ходила на могилу Этторе Ринальди.
- Одна?
- С Капитаном. Могила вся в цветах. Украшена, как рождественская елка, сказала она. Кстати, я была также на Центральном вокзале.
- Мог бы поклясться в этом.
- Не смогла удержаться.
- Из-за цветов? Она кивнула.
- Что в них особенного?
- Розочки и анемоны. Как на кладбище, так и на вокзале.
- Рената знает дискотеку на Верфях?
- Когда я спросила, она посмотрела на меня как-то странно. Как будто обалдела. 'Почему вы так на меня смотрите?' - спросила я. Знаете, что она ответила: 'Вам кажется, что я похожа на девицу из дискотеки?'
- Могла спросить, есть ли у нее в гардеробе юбка с разрезом. - Амброзио потер колючий подбородок.
- Вы бы ее об этом спросили?
- Не знаю. Я никогда не знаю заранее, что спрошу, смотрю по обстоятельствам. Де Лука вернулся около семи.
- Капитан до пяти часов просидел на работе, в Милано-Сан-Феличе. Потом пошел к своей подруге на Лорентеджо.
- Он заметил, что ты следишь за ним?
- Думаю, что да.
- Почему ты так думаешь?
- Он сделал мне знак рукой, как будто приветствовал. Он возвращался от Ренаты Орландо к бульвару Форланики, и я решил оставить его. - Де Лука казался обеспокоенным. - Нужно было продолжать слежку?
Вышли на улицу вместе, все трое. Шел мелкий дождь, асфальт отражал зеленый свет светофоров, потом окрасился в красный. Они вошли в бар.
- Завтра снова следить за ним? - спросил Де Лука.
- - Пока не знаю.
- Я иду домой, комиссар.
Амброзио остался с Надей, чтобы выпить по рюмке мартини.
- У тебя есть машина?
- Есть.
- Едешь ужинать?
- Нет, не хочется.
Она стояла, засунув руки в карманы пальто, с желтым шарфом вокруг шеи, с сумкой на плече.
- Чао.
Комиссар поднял воротник плаща - давал о себе знать старый шейный артрит. Пропустил автобус и направился к подъезду квестуры. Надя окликнула его.
- Я думала... Может, съездим на вокзал, посмотрим на эти цветы. - Она опустила глаза:
- Неважно, извините. - Казалось, Надя жалела, что не ушла.
- Что тебя беспокоит? - В машине Амброзио расслабился, откинул голову на подголовник сиденья.
- Сама не пойму. У столба с вазочкой стояли два араба. Мне показалось, они ругаются, один размахивал руками.