Ваня отказался смотреть на крест, но со своей стороны заметил:
- А беляки у наших вырезали на груди пятиконечные звезды!
- И это было, к чему скрывать. Белые разве что не додумались уши пленным отрезать, как это делалось у Буденного. Народ-то ведь тот же самый, только он поделился на две команды - Алой и Белой роз. Ох, прав ветхозаветный пророк: ничего-то нет нового под луной!..
- Как это - уши отрезать?! - изумился Ваня.
- А так: вытаскивает Паша-батрак свою шашку из ножен, оттягивает пальцами ухо у поручика Сумарокова-Эльстона и аккуратно отрезает его, как ломтик краковской колбасы. Мне вы можете верить, потому что я ни у красных, ни у белых не воевал, а всю гражданскую войну проучительствовал в Ардатовском уезде Нижегородской губернии с несколькими перерывами на отсидку.
- За что же вас сажали? За меньшевизм?
- За то, что я был ни за белых, ни за красных, а за себя. Если входить в детали, тюремная часть моей жизни сложилась так: при белочехах я сидел за социал-демократическое прошлое; при Колчаке за то, что скрывался от мобилизации; а при большевиках я сидел за непролетарское происхождение, аполитичность, рождественскую елку и еще за то, что моя физиономия как-то не приглянулась начальнику губчека.
- Как это - за рождественскую елку, что-то я не пойму?..
- Видите ли, в девятнадцатом году большевики запретили этот злостный пережиток проклятого прошлого, а я по неосмотрительности устроил детишкам елку у себя в школе, ну меня и посадили за растление молодежи...
- Аполитичность, - сказал Праздников, - это нехорошо. То есть это даже бессовестно уклоняться от борьбы за правое дело, покуда труд корячится, капитал - крадет.
- Ну что вы, молодой человек! - возразил ему Дюбуа. - Уклоняться от борьбы это как раз здорово, а вот искать ее - это будет уже симптом. Борьба только в мире животных - единственный и безусловный способ существования, человеческое же общество по самой своей природе, загаданно, избавлено от борьбы...
- Кстати, о мире животных, - перебил Ваня. - Какой-то тут кот висит...
- Этого кота Фрума Мордуховна казнила за то, что он сожрал целый выводок голубят. Так вот человеческое общество по самой своей природе, загаданно, избавлено от борьбы, если, разумеется, понимать под борьбой всякого рода кровожадную деятельность, направленную на определенный политический интерес. Объясняю, почему: потому что жизнь наша и так прекрасна. Никакая английская буржуазная революция, никакой билль о правах, никакая диктатура пролетариата не в состоянии сделать человека счастливее, чем он есть.
Ваня сказал:
- И все-таки люди делают революции и воюют. Спрашивается: почему?
- А потому что... - только это строго между нами, - потому что наш земной шар населяет три миллиарда умалишенных. Я хочу сказать, что, за редкими исключениями, которые составляют счастливые люди, человечество есть скопище сумасшедших со всей обыкновенною клиникой, каковая этим бедолагам принадлежит. Например, они неравнозначно реагируют на действительность, принимая беду за счастье или приобретение за потерю. Возьмем хотя бы смерть: человек умер, и все кругом убиваются, как будто им точно известно, что мертвому теперь хуже, или как будто этот человек обещал жить вечно и вдруг сжульничал - взял да умер.
- Но тогда выходит, - не без ехидства заметил Праздников, - что и вы, это самое... не в себе, потому что вы тоже находились среди борцов.
- И даже я был в последнем градусе не в себе! За что меня и упекли в сумасшедший дом. Кстати, именно там я с Фрумой Мордуховной и познакомился. После выписки я, как уже было сказано, от революционной деятельности отошел, а вот Фрума Мордуховна, сдается, не долечилась...
- Нет, товарищ Дюбуа, я с вами категорически не согласен! Это что же получается? Десять миллионов народу в партии большевиков, и все, по-вашему, идиоты?!
- Иначе не получается, потому что идиотизм есть нормальное состояние человека. Отсюда и характер его деяний: белые вон три года дрались против большевиков, хотя с самого начала было понятно, что их дело - труба, а большевики поставили своей целью задавить глубоко крестьянскую страну диктатурой пролетариата и ценой дикой жестокости построить Святой Грааль, который вообще никому не нужен. Он даже большевикам был не нужен, потому что они уже в двадцатом году поняли: построить его нельзя - и держались за марксизм в ленинской редакции только оттого, что невылазно в нем завязли и не хотели окончательно опозориться перед миром. А ведь это все чистой воды маниакальный психоз, особенно со стороны гражданского населения, каковое вот уже пятнадцать лет самозабвенно строит Святой Грааль, тем более что русский человек - это человек, которому всегда плохо: без царя плохо - тут я имею в виду призвание варягов, - с царем плохо, при крепостном праве плохо и на воле плохо - на воле, заметьте, особо плохо - зимой плохо и летом плохо, с деньгами плохо, без денег плохо... Ну на что ему, спрашивается, диктатура пролетариата?!
- С деньгами-то почему плохо? - осведомился Иван.
- Этого я не знаю, богатым не был. Но миллионер Савва Морозов застрелился в Ницце. До какой же степени нужно ненавидеть человечество, чтобы наложить на себя руки в Ницце! И это до какой степени нужно быть русским, чтобы, имея фабрики, особняки и тысячи белых рабов, помогать материально большевикам!
- Этого я, честно сказать, не знал. Но вот что я знаю точно: большевики хотят построить никакой не Грааль, а новый, прекрасный мир, где для человека все дороги открыты, блага распределяются по труду, а кто не работает - тот не ест.
- Кабы так, - возразил Дюбуа на это, - честь и слава российским большевикам! Но поскольку ни теоретически, ни практически нельзя построить этот прекрасный мир, то, значит, большевики творят что-то совсем не то.
- Да почему же нельзя?! Ведь практика показывает, что люди, окрыленные мечтой о социализме, способны на самые фантастические дела! Возьмем хотя бы Дворец Советов...
- В том-то все и дело, что они способны только на фантастические дела, возьмите хоть дурацкие полеты в стратосферу, хоть уничтожение природной интеллигенции, хоть этот самый Дворец Советов. И таковая фантастика меня нисколько не удивляет, потому что судьба страны по-прежнему зависит от идиотов. Видите ли, Иван: если оставить в покое головку партии, то есть прямых разбойников, которые только от страха перед действительностью считают себя революционерами и марксистами, то большевики, в сущности, это воодушевленные аферисты, так как здравомыслящие политики соображаются с возможным, а не с тем, что угодно немецким профессорам. Возможна тысячелетняя эволюция, неизбежно ведущая к социализму, а угодна, то есть немецким профессорам угодна, - диктатура пролетариата как самоцель, ибо она бесплодна, а большевики ради нее перелопатили всю Россию. И большевикам, разумеется, невдомек, что прекрасное бытие требует соответствующего сознания - в сумасшедшем доме, видите ли, не бытие определяет сознание, а сознание бытие - что с полудиким хлебопашцем и спившимся фабричным можно построить что угодно, но только не новый мир. Да и не новый мир хотят построить большевики, а упростить существующий до себя, уложить его в схему, которая по молодости приглянулась Владимиру Ильичу: базис, надстройка, классовая борьба. Недаром у большевиков все решается при помощи четырех арифметических действий, и вообще хлебом их не корми, дай только окончательную ясность и полную простоту на основе любой причинно-следственной связи, например, 'хочешь есть досыта - спи в лаптях'.
Праздников поневоле улыбнулся, хотя на душе у него было тревожно, нехорошо.
- И в этом примере я не вижу ничего юмористического, - продолжал Дюбуа. - Говорят же большевики, что залогом всеобщего счастья является резня в мировом масштабе... Впрочем, у нас в России какой клич ни кинь, все слопают, если пообещать на будущей неделе решение всех проблем, потому что почва-то уж больно благодатная: народ доверчивый, как ребенок, нелюбознательный, а главное - страшно падкий до справедливости, которую он, однако, понимает довольно странно...
- А как он ее понимает?
- Как Ноздрев. По эту сторону межи все мое и по ту сторону межи все мое. Но самое ужасное состоит в том, что через триста лет Красного царства большевиков жизнь в стране станет ненормальной, например, вокзальные носильщики сделаются богатеями, а с петельки на пуговку будут перебиваться университетские
