что он был способен творить ужасные вещи, просто чтобы отвадить от себя тех людей, с которыми ему не хотелось иметь дела.
«Было время, когда я много пил, — признавался он в конце 1968г. — На меня давили обстоятельства, с которыми я не мог справиться, к тому же я пил, чтобы совладать с трудностями жизни в окружении множества людей, да и вообще от скуки. Но мне нравится пить: спиртное расслабляет людей и иногда стимулирует беседу. В чем-то это сродни азартным играм: вечером ты выпиваешь и не знаешь, где окажешься на утро. Все может кончиться хорошо, а может случиться беда. Как будто бросаешь кости». Но Моррисон по-прежнему был уверен, совершенно уверен, что контролирует ситуацию: «Я могу рассчитать все так, чтобы оставаться на одном месте; каждый маленький глоток дает новый шанс ощутить блаженство».
По крайней мере, его не покидало чувство юмора. Во время концерта в Мэдисон-Сквер-Гарден в январе 1969г. Моррисон сказал, обращаясь к половине аудитории: «Вы — жизнь». Повернувшись в другую сторону, он провозгласил: «Вы — смерть». Затем Джим сказал, адресуя свои слова уже всей публике: «Я оседлал забор между вами, и у меня яйца болят». Тот факт, что тогда много неприятностей Джиму доставляла гонорея, придает его словам опенок горькой самоиронии.
«Живые» выступления создавали ощущение, которого Моррисону до боли не хватало в студии, — беспокойное чувство власти над толпой. «Поначалу я вел себя менее театрально и искусственно, — признавался он. — Но сейчас число зрителей на наших концертах возросло, да и залы стали гораздо больше. Теперь просто необходимо выдумывать новое, преувеличивать, порой доходя до гротеска. Я считаю, что когда ты — лишь маленькое пятнышко в конце огромного зала, недостаток интимности приходится компенсировать подчеркнутым размахом движений». Недостатки «стадионного» рока стали еще более очевидными с изобретением огромных экранов, благодаря которым зрители (да и сами группы) могли «непосредственно» наблюдать за происходящим на сцене. В результате многие группы стали просто пародировать самих себя.
Моррисон был твердо убежден, что рок-концерт представляет собой некий ритуал — «…замкнутое пространство, кольцо смерти, вращающееся вокруг секса, и исполнять музыку — единственная игра, которой я владею». Джиму нравилась избранная им роль шамана: «Молодежь — это будущее. Ее можно изменять, формировать, на нее можно влиять. Самое главное в молодых слушателях — они как чистые листы бумаги, готовые принять текст… а я — чернила». В результате никто не знал, что может случиться на концертах группы. Этого не знали и сами The Doors, В 1972 г. Робби вспоминал: «Иногда он останавливался в ожидании, слушая, что скажут зрители. Мы не понимали, что происходит». Моррисон так рассказывал о радости, которую он испытывал во время концертов: «По-настоящему я раскрываюсь только на сцене. Я испытываю там духовный подъем. Исполнение песен дает мне маску, под которой я прячусь, но только так я могу раскрыть себя. Для меня это значит больше, чем просто выйти, спеть несколько песен и уйти. Я все принимаю близко к сердцу, и у меня всегда возникает чувство незавершенности, если нам не удается создать для всех в зале общее настроение». В другой раз Джим выразился еще яснее: «Я просто стараюсь, чтобы ребятишки здорово повеселились».
В феврале вышел второй сингл из готовящегося альбома. Он назывался «Wishful Sinful» («Жаждущий, греховный») и был таким же бесцветным, как и первый. Но в этом месяце произошло и кое-что более драматическое (в прямом смысле этого слова): Джим посетил представление экспериментальной труппы «Живой театр» [13] в Южнокалифорнийском университете. Еще раньше, в 1968 г., он прочитал о них следующее: «Они, по сути, не актеры, а, скорее, искатели рая на земле, считающие, что рай есть полное освобождение от всего и всех и требующие его наступления уже сегодня. Само их существование есть прямой вызов репрессивному тоталитаризму, имя которому — законность и правопорядок». Одной из идей «Живого театра» было разрушение барьеров между исполнителем и публикой, и именно это оказалось для Джима ближе и понятнее всего. Он не пропустил ни одного спектакля труппы и познакомился со многими ее членами. Был Моррисон и на заключительном представлении, во время которого актеры сняли с себя почти всю одежду, после чего полиция прервала спектакль. Джим был поражен.
Вполне возможно, что все происшедшее на следующий день, 1 марта, во время концерта The Doors в зале «Диннер Ки» в Майами, было навеяно свежими впечатлениями Моррисона от выступления «Живого театра». Может быть, он решил отколоть очередной номер. Однако не исключено и более простое объяснение-Джим был тогда вдребезги пьян и не в настроении: пропустив два авиарейса из Лос- Анджелеса в Майами, он (что было неизбежно) провел часы ожидания в обнимку с бутылкой.
Концерт задержали на час. Выйдя на сцену, Моррисон даже и не пытался петь: ему захотелось просто поговорить с публикой. Музыканты группы несколько раз пытались начать играть в надежде, что он к ним присоединится. Джим начинал петь, но после пары строк останавливал музыкантов и продолжал разговор с залом. Последней каплей, переполнившей чашу его терпения, была попытка группы исполнить «Touch Me». Манзарек вспоминал: «Джим сказал публике: „Хватит. Вы пришли сюда не за тем, чтобы послушать музыку… не за тем, чтобы увидеть хорошую рок-н-ролльную группу. Вы ждете чего-то такого, чего никогда не видели, чего-то большего, чем то, что вы знаете… Ну, что мне делать? А что, если я вам свой член покажу? Не этого ли вы хотите?“ И вот он снял рубашку и стал пританцовывать, держа ее перед собой и прикрывая себя ниже пояса. Потом он отдернул рубашку в сторону: „Вы видели, вы видели, вот он, смотрите, я сделал это“. Если Моррисон и в самом деле показал что-то в тот вечер, вероятнее всего, это был его палец, просунутый сквозь расстегнутую ширинку. Однако другие члены группы, в том числе Манзарек, утверждают, что вообще ничего не видели, к тому же ни одна из сотен фотографий, сделанных в тот вечер, не запечатлела Джима в столь недвусмысленном положении. Поэтому… мы никогда не узнаем, что же там, собственно, произошло. Возможно, Джим просто хотел спровоцировать блюстителей порядка, действуя в стиле „Живого театра“. Так или иначе, эта шалость имела для него неожиданно громкие последствия.
Концерт едва не закончился массовыми беспорядками: Джим прыгнул в толпу и стал танцевать со зрителями, а остальным участникам группы пришлось покинуть сцену, грозившую обрушиться под тяжестью заполнивших ее фанов. Но из здания все четверо вышли вместе. На следующий день Джим сказал Рею, что почти ничего не помнит: накануне он слишком много выпил и поэтому не может вспомнить не то что концерт в Майами, но даже того, как он туда добрался. Однако Джим запросто мог и соврать тогда Манзареку. В конце года он заявлял, что действовал осмысленно: «В Майами я попытался довести миф до абсурда, тем самым покончив с ним. Я просто больше не мог терпеть это, и в одну славную ночь положил всему конец. Я сказал зрителям, что в толпе каждый из них становится идиотом, да и вообще, зачем они пришли на концерт? Не за тем, чтобы послушать песни хорошей группы, но за чем-то другим… Так почему бы не сделать что-нибудь в связи с этим?»
После концерта The Doors отправились в долгожданный недельный отпуск на Ямайку. Они понятия не имели о шумихе, которую подняли в Штатах. Пресса ухватилась за инцидент в Майами, буквально захлебнувшись праведным гневом. 5 марта Джим Моррисон был заочно обвинен в «непристойном обнажении», сквернословии,пьянстве, распущенном и похотливом поведении. Взятые вместе, пункты обвинения могли потянуть на тюремное заключение сроком до семи лет. Только вернувшись домой, музыканты узнали о масштабах случившегося. Первой новостью было сообщение о том, что в Майами прошел гражданский марш «За благопристойность», завершившийся тридцатитысячным митингом на стадионе «Оранж Боул». Сначала никто в группе не знал, стоит ли относиться к этому серьезно… пока не пришли известия об отмене двадцати пяти концертов предстоящего национального тура и о том, что записи The Doors внесены в черные списки почти всех радиостанций страны.
В конце марта дела пошли еще хуже: ФБР выдало ордер на арест Джима. Стало ясно, что отсидеться не удастся, и 4 апреля он сдался властям и был отпущен под залог в пять тысяч долларов.
Джим с головой окунулся в работу. Со старыми друзьями и партнерами по фильму «Пир друзей» он взялся за новый кинопроект. В то же время шла подготовка к изданию частным порядком книг «The Lords» («Владыки»), «The New Creatures» («Новые создания»). Но к оценке творчества Моррисона-поэта мы еще вернемся. Тем временем пресса жаждала крови, и даже преданные поклонники Джима только обостряли ситуацию. Так, Фред Пауледж писал в апрельском номере журнала «Life»: «В жизни и на пластинках он предстает беспокойным, темпераментным и всегда под воздействием разных наркотических веществ. Увидев его на сцене, понимаешь: он еще и опасен, что поэту не подобает по определению».
В мае появился очередной сингл, предварявший выход альбома «The Soft Parade» («Тихий парад»).
