— Вы не любите человечество, Эд? — спросил Гуммус-луджиль сардонически. — Я думал, что ваша работа запрещает вам это.
— Я люблю человечество в соответствующем ему месте… на Земле, сказал Эвери. — Ну, ладно. — Он пожал плечами и улыбнулся. — Не обращайте внимания.
— У нас достаточно своей работы, — сказал Гамильтон. — Не наше дело беспокоиться о последствиях.
— Многие думали так в истории, — ответил психолог. — Солдаты, инквизиторы, ученые, сделавшие атомную бомбу. Ладно… — он отвернулся со вздохом.
Лоренцен задумался. Он думал про зеленый шум аляскинских лесов, дикую красоту лунных плесов. Мало осталось в Солнечной системе мест, где человек может быть в одиночестве. Жаль, что и Троас…
Через неделю принесли обезьян. Умфандума внимательно осмотрел их, а потом умертвил и вскрыл. Анализы он производил с помощью Хидеки.
— Все в норме, — доложил он. — Я обнаружил в их крови несколько типов местных бактерий, но они совершенно безвредны и не взаимодействуют с организмом по всей вероятности, они не могут размножаться в химических условиях земного тела. У нас от них даже не будет и легкой лихорадки.
Гамильтон кивнул седой головой.
— Хорошо, — сказал он наконец медленно. — Я считаю, что можно выходить.
Он вышел первым. Последовала короткая церемония поднятия флага Солнечного Союза. Лоренцен вместе с остальными стоял с обнаженной головой, ветер развевал его волосы под чужим небом; он думал о том, что на фоне этого огромного одинокого ландшафта вся церемония выглядит святотатством.
В течение нескольких дней все были заняты устройством лагеря, люди и роботы работали много и напряженно, почти круглосуточно. Здесь всегда было светло: зеленый и красный свет от компонентов двойного солнца, свет от огромного щита Сестры, нависшей над ними в небе и окруженной ярким блеском звезд. Работа замедлялась из-за частых стычек, хотя было странно, что люди, оказавшиеся надолго изолированными от своей родной планеты, могут продолжать ссориться. Но они продолжали. Сеть непрочных построек возникла вокруг стоявших рядом шлюпок; начал работать главный генератор — появилось электричество; обнаружили источник воды, взяли его в трубу, поставили стерилизатор — и появилась свежая вода; кольцо детекторов, сигналов тревоги и пулеметов окружило лагерь. Были поставлены постройки, служившие спальнями, кают — компанией, лазаретом, лабораториями и машинной мастерской. Металлические полуцилиндрические здания совершенно не соответствовали окружающей местности.
После этого Лоренцен почувствовал себя пятым колесом в телеге.
Астроному больше нечего было делать. Он установил телескоп, но из-за двух солнц и яркого спутника всегда слишком светло для эффективных наблюдений.
В суматохе и спешке лагеря он начал тосковать по дому.
Однажды он вместе с несколькими членами экипажа на их единственном вертолете отправился к Скамандру, чтобы поближе ознакомиться с ним и собрать образцы. Река была необычной — медленно движущаяся широкая коричневая полоса; с одного заросшего тростником берега не был виден другой. Рыбы, насекомые и растения не очень интересовали Лоренцена; как дилетант в зоологии, он больше интересовался большими животными: парафилопами, астимаксами и тетраптерусами (так назвали их зоологи).
Охотиться было легко: никто из животных, по-видимому, раньше не встречался с людьми, их было легко застрелить, когда они с любопытством приближались к лагерю. У всех оружие висело на поясе, ибо хотя здесь и есть хищники по ночам слышался их рев, — но в общем опасаться некого.
Высоких деревьев не было; низкие кустарники группами усеивали равнину; они были невероятно прочны, топор тупился об их стволы, и лишь плазменный резак мог уничтожить их. Биологи на основе дендрохронологии определили, что возраст кустарников — несколько столетий. Пользы для людей от них никакой; человеку придется ввозить свои саженцы, чтобы получать пригодные для лесоматериала деревья. Но список съедобных растений и животных быстро рос. Человек мог оказаться здесь голым и одиноким, и если он знал, как высекать огонь из камня, то прожил бы вполне комфортабельно.
Но что же тогда произошло с людьми с «Да Гама»? В исчезновении нельзя было обвинить природу Троаса; она не была враждебной; во многих районах Земли человек был бы в меньшей безопасности, чем здесь. Теперь, в летний сезон, дни теплые, а дожди умеренно прохладные; конечно, зимой здесь будет снег, но при наличии огня и теплой одежды погибнуть от холода нельзя.
Низкое содержание двуокиси углерода в воздухе означало некоторое изменение условий дыхания, но к нему легко привыкнуть, оно почти не ощущалось.
Освещение странное — иногда зеленоватое, иногда красноватое, иногда смесь этих двух цветов, с многочисленными оттенками и с двойными тенями, отбрасываемыми двумя солнцами — но оно не было неприятным и конечно же не могло служить причиной сумасшествия. Здесь были ядовитые растения, у нескольких человек появилась неприятная сыпь, когда они попробовали одно из них, но даже самый тупой человек быстро научился бы избегать их.
Местность тихая и спокойная, слышен лишь свист ветра, шелест дождя, иногда гром, иногда отдаленные крики животных и шуршание крыльев в небе — но все это было облегчением после лязга и грохота цивилизации.
Что ж… Лоренцен бродил со своими инструментами, измеряя период обращения планеты и главнейших небесных тел. Остальное время он пытался помогать другим, разговаривал со свободными от дежурства учеными, играл в различные игры или просто сидел и читал. Не его вина — это безделье, но он все же чувствовал себя виноватым. Может, посоветоваться с Эвери?
Прошло двенадцать тридцатишестичасовых дней Троаса. И тогда появились чужаки.
Глава 7
Телескоп покачивался, передвигаемый часовым механизмом. В поле его зрения внезапно появились какие-то фигуры. Сработало фотореле, и контур обратной связи направил телескоп на приближающиеся объекты. Когда они подошли поближе, вступил в действие сигнал тревоги — сирена заревела в спокойном воздухе.
Фридрих фон Остен спрыгнул с койки, на которой дремал.
— Liber Gott! — он схватил ружье, высвободил большой пистолет и выбежал из постройки. Другие люди высовывали головы, оторвавшись от своей работы, и торопились занять свои посты у огневых точек.
Фон Остен добежал до командного пункта и, балансируя на краю траншеи, поднес к глазам полевой бинокль. Их было… да… восемь, они неторопливо шли к лагерю. Они еще слишком далеко, чтобы рассмотреть подробности, но солнце отражалось в мералле.
Он взял микрофон интеркома и хрипло сказал:
— Всем занять свои защитные позиции. Капитан Гамильтон здесь?
— Я слушаю. Я на корме шлюпки № 1 Они похожи на… разумных… не так ли?
— Ja. Думаю, похожи.
— Отлично. Оставайтесь на месте и держите их на прицеле, но стреляйте, только когда я скажу. Это приказ. Что бы ни случилось, стрелять только по моему приказу.
— Даже если они начнут стрелять в нас?
— Да.
Сирена взревела по-новому. Сигнальные устройства! Общая тревога!
Лоренцен бросился к отведенному для него месту. Лагерь был охвачен смятением, слышались крики, топот ног, пыль кружилась в воздухе и оседала на стволах оружия. Вертолет взлетел в воздух, чтобы охватить происходящее с птичьего полете.
— Или с полета тетраптерусов? — подумал Лоренцен. — Здесь нет птиц.
Это не наш мир.
