Бенедикт очень медленно опустил свою странную руку.
Он все еще держал цепь и Камень.
Бенедикт размял другую руку и глубоко вздохнул.
Лабиринт потускнел еще больше.
Тир-на Ног-т надо мной стал прозрачным.
Луна почти скрылась за облаками.
— Бенедикт! — крикнул я. — Ты меня слышишь?
— Да, — очень тихо ответил он и начал погружаться сквозь пол.
— Город тает! Ты должен немедленно уходить ко мне!
Я протянул руку.
— Бранд… — прошептал он, после чего повернулся.
Но Бранд тоже погружался, и я видел, что Бенедикт не мог добраться до него.
Я схватил Бенедикта за левую руку и рванул.
Мы оба упали на землю рядом с высоким скальным выступом.
Я помог ему подняться на ноги. Затем мы оба уселись на камень.
Долгое время мы молчали.
Я вновь посмотрел вверх: Тир-на Ног-т исчез. Я мысленно перебрал все, что случилось так быстро и так внезапно за этот день. На мне теперь лежал огромный груз усталости, и я чувствовал, что моя энергия подошла к концу и что вскоре я засну.
Я едва мог четко мыслить.
Жизнь в последнее время была чересчур насыщенной.
Я снова прижался затылком к камню, глядя на облака и звезды.
Части, которые, казалось, должны сложиться, если только применить нужное встряхивание, верчение или подталкивание, сейчас встряхивались, вертелись и подталкивались чуть ли не по своей собственной воле.
— Как ты думаешь, он погиб? — спросил Бенедикт. Он отвлек меня от полусонных всплывающих силуэтов.
— Возможно. Он был в плохой форме, когда все распалось.
— Путь вниз долгий. Он мог найти время для выработки какого-нибудь плана спасения сродни его прибытию.
— Сейчас это не имеет большого значения, — рассудил я. — ты вырвал ему клыки.
Бенедикт хмыкнул. Он все еще держал Камень, намного менее красный, чем он был недавно.
— Верно, — наконец, проговорил он. — Лабиринт теперь в безопасности. Желал бы я, чтобы некоторое время назад, давным-давно, что-то не было сказано, или что-то сделанное не было сделано, что-то, если бы мы знали, что могло бы позволить ему вырастить себя иным, что-то обеспечивающее, чтобы он стал другим человеком, чем то злое, исковерканное существо, которое я увидел там. Теперь лучше всего будет, если он умер. Но это потеря чего-то, что могло бы быть.
Я не ответил ему. То, что он сказал, могло быть, а могло и не быть правдой.
Это не имело значения. Бранд мог быть на грани сумасшествия, что бы это ни значило, а потом опять же, мог и не быть.
Всегда есть причина. Когда бы там что ни испортилось, когда бы там ни случилось, что-то жестокое. Для этого есть всегда причина.
Однако, у нас на руках все равно испорченная, возмутительная ситуация, и объяснение ничуточки не облегчает ее. Если кто-то делает что-то действительно мерзкое, для этого есть причина.
Узнайте ее, если есть охота, и вы узнаете, почему он сукин сын. Факт тот, что все остается по- прежнему.
Бранд действовал. Производство эксгумационного психоанализа ничего не меняло. Действия и их последствия — вот по чему нас судят наши собратья. Все прочее и все, что вы получаете, это чувство морального превосходства при мысли, что вы сделали что-то лучшее, будь вы на его месте. Поэтому, что касается остального, предоставьте это небесам. Я не гожусь…
— Нам лучше возвратиться в Амбер, — предложил Бенедикт. — Надо сделать множество вещей.
— Подожди, — прервал его я.
— Почему?
— Я думал…
Когда я не стал вдаваться в детали, он, наконец, сказал:
— И?…
Я медленно перетасовал свои Карты, кладя обратно его Карту, Карту Бенедикта.
— Разве ты еще не задумывался о новой руке, которую ты носишь? — спросил я его.
— Конечно. Ты принес ее из Тир-на Ног-та при необычных обстоятельствах. Она подходит, она действует и она показала себя сегодня ночью.
— Вот именно. Можно ли сказать, что это случайное совпадение? Это единственное оружие, дававшее тебе шанс там, наверху, против Камня. И ему просто оказалось случиться частью тебя, и тебе просто случилось оказаться тем человеком, который был там, чтобы воспользоваться этим оружием? Проследи события от начала и до конца. Разве здесь нет необыкновенной цепи совпадений? Даже можно сказать — абсурдной цепи.
— Когда излагаешь это таким образом… — начал он.
— Изложу. И ты должен не хуже меня понимать, что здесь должно быть нечто большее.
— Ладно. Скажем так. Но как это было сделано?
— Понятия не имею! — заявил я.
Я вынул Карту, на которую не смотрел долгое время, чувствуя ее холодность под кончиками своих пальцев.
— Но метод не важен. Ты задал неправильный вопрос.
— А какой мне следовало задать?
— Не «как», а «кем».
— Ты думаешь, что вся эта цепь событий была организована человеческой силой, вплоть до возвращения Камня?
— Насчет этого не знаю. Что значит человеческая? Я думаю, что некто, кого мы оба знаем, вернулся и стоит за всем этим.
— Ладно. Но кто?
Я показал ему Карту, которую держал.
— Отец? Вот это нелепо! Он, наверное, умер. Это было так давно.
— Ты знаешь, что он мог это устроить. Он ведь такой хитрый. Мы никогда не осознавали всех его сил.
Бенедикт поднялся на ноги, потянулся и покачал головой:
— По-моему, ты слишком долго просидел на холоде, Корвин. Давай пойдем домой.
— Не испытав мою догадку? Брось! Это просто не спортивно, сядь и удели мне минутку. Давай попробуем эту Карту!
— Да он бы уже вступил с кем-нибудь в контакт.
— Не думаю. Подыграй мне. Чего нам терять?
— Ладно. Почему бы и нет?
Бенедикт сел рядом со мной. Я держал Карту там, где мы оба могли ее различить. Мы пристально уставились на нее. Я расслабил свой ум и потянулся к контакту. Он возник почти мгновенно.
Он улыбался, глядя на нас.
— Добрый вечер! Это была прекрасная работа, — с восхищением произнес Ганелон. — Я рад, что вы вернули мой кулон. Он мне скоро понадобится!..
